Автор: Меф Космика





Сильный ненасытный зверь — скалился. С утробным воем он изрыгал потоки горячего липкого воздуха. Павел вырвался, бежал из мёртвой хватки города! Машина летела по новому гладкому асфальту, тихим мерным шелестом колёс убаюкивая возбужденный долгой рабочей неделей мозг...



Мятым тетрадным листом —

в подворотнях — гуляет лето.

Мой воин во мне убивает врагов!

Слева — ровняет по нервам.



И помята трава! На глаза медяков.

И искрит в меня звёздное небо!..

Всё, кажется — отпускает.

Мне бы только ветра глоток...



Машину тряхнуло — Павел вернулся в реальность сиюминутного момента. Он даже не заметил, как привычно свернул на старую бетонку. "Сегодня надо было по прямой," — запоздало кольнула мысль; на днях закатали дорогу до самых ворот коттеджного посёлка, в который спешил Павел. Проехал пятьсот метров и заглушил мотор. Уже больше двадцати лет он останавливался на этом месте, возвращаясь из города в своё родовое гнездо; столько лет назад здесь расстреляли его семью. Тогда выжил только он, закрытый телохранителем. Другом...



Бывает — чёрная ночь,

когда пляшет белое в сером.

И плавятся ртутью мосты,

вскипая: алым и пенным.



В крошево биты сны!

Упрятаны — прелым снегом.

Мечты, о счастливом мечты,

лишь силуэты — мелом.



На пике шальной волны —

жизни тасуя смело,

гася за собой костры —

идут эшелоны в лета...



А в домике у реки

уснула в часах — кукушка.

С печной белёной трубы

потеряна в зиму — заглушка.



Свеча догорает в ночи...

Не тронутая — подушка.

И смыта дождём с души

поломанная — игрушка.



Теперь все они были под дорогими мраморными плитами, но говорить с ними он мог только здесь: говорить о личном, о проблемах на работе. Рассказывал, как не стабильны курсы валют, а рынок волнуется и поднимает ставки. Что менеджеры не понимают, чего от них хотят начальники отделов, а начальники недостаточно гибко мыслят за те деньги, которые получают. Как он устал от бесконечных звонков: приказывать и доказывать, окруженный ложью и пустотой. Что задыхается, хочет уйти, но не может, потому что попал в силки, которые сам же и расставлял год за годом...



Что бывает с любовью, когда её отпускают?

Она улетает, чтоб вернуться с весной.

Что бывает с любовью, когда её убивают?

Она воскресает: обновлённой, другой.



Две любви повстречались, облетев мирозданье.

А потом обвенчались — в сознаньи одном.

Хорошо или плохо? Но вот так происходит...

Жизнь бежит, жизнь торопит — осознанье идёт.



И вдвоём по дороге, помогая друг другу,

мы оставили в прошлом — свою снежную вьюгу.

По сугробам шагая в трескучий мороз,

каждый в сердце своём — огонь наш донёс.



Тот огонь, что хранили — мы в приюте любви.

И сердца в унисон снова вместе пошли!



Скрипнуло. Рядом вспорхнула птица. Услышали?.. Павел вернулся к машине, сел за руль. Машина не заводилась. Он позвонил водителю, выставил сигнализацию и пошёл короткой тропой через лес. В темноте дорогу совсем не было видно, но Павел шёл уверенно и быстро, угадывая нужное направление. Вскоре пахнуло свежей прохладой воды. Павел спустился к реке: узенькая и мелкая, в этом месте она образовывала небольшое озеро. Вода в нём не прогревалась даже в самое жаркое лето. Под ногами прогнулись доски полусгнившего моста. Павел замер, прислушался...



Я слышу, как шелестит листва.

Это ветер качает деревья

и набирает новую силу...



Ветер перемен

находит меня всегда и везде!



Я не стремлюсь всё успеть,

но с моих губ летят слова

после которых

почти невозможно вернуться.



Я падаю, но он уже рядом

и держит меня крепко.

Ветер торопит в путь,

всегда — за новой мечтой.

Домой...



Показалось, что совсем рядом плещется рыба. Уходить не хотелось. Он сбросил одежду и нырнул, вода приятно обожгла тело. Павел двигался быстрыми резкими толчками, расчищая для себя пространство. Когда устал — перевернулся на спину. На небе горели звёзды. Боковым зрением заметил сгусток тумана. Ветер качнул гладкую поверхность воды, сразу стало зябко и неуютно. Павел заспешил к мосту, чтобы одеться. Но остановился, зачарованный и удивленный: из тумана выплывали очертания лица...



Она смотрит яркими звёздами

из глубины бесконечности.

Она обволакивает тысячей ароматов,

обещая земной рай.



Она нежна, как бархат!

Каждая частичка тебя

устремляется ей навстречу...



Её дыхание такое горячее,

что ты взрываешься миллиардом огней!..

Она открывает тебе путь в неизведанное.

Она — южная летняя ночь.



Это было лицо молодой девушки. Оно медленно и плавно поднималось над поверхностью воды, пока не появилось всё. Белая матовая кожа при движении переливалась голубым. Капли воды, отражающие свет, напоминали маленькие искрящиеся звёздочки, но находились они не на поверхности кожи, а светились как-бы изнутри. Глаза чёрные, без зрачков, не выражали ничего. Губы не шевелились, но Павел услышал слова. Звучали они прямо у него в голове: девушка рассказывала, как утонула много лет назад на этом самом месте...



У неё есть начало. И есть конец.

В пёстром танце кружат в ней стайки рыбок,

подобно мыслям в твоей голове...

Уносит она печали, уносит и радости.

Всегда в движении. Полна — света.



Она легка и прозрачна!

Но может, стремительным потоком,

оборвать чью-то жизнь...



Каждый её поворот — неожиданность. Приключение!

Как бывает приятно скользить по её поверхности!..

Как страшно — оказаться в пучине.



Из её брызг — радуга над твоей головой.

В ней небо. В ней целый мир!

Река — зеркало. Река — время.



— Ты ко всем приходишь, кто здесь останавливается? — решился произнести он вслух.

— Нет, только к тебе пришла.

— А почему ко мне?

— Показалось — звал.

— Я не знал, что ты есть, а то бы обязательно позвал!

— Теперь, я для тебя есть.

— А почему только теперь?

— Потому что — только теперь — ты смог меня услышать.

— А почему ТОЛЬКО ТЕПЕРЬ?! — крикнул Павел в пустоту...



Странные существа — сверчки.

Что стрекочут, сидя за печью?..

Это: выдох и вдох. Смычок

по натянутым жилам. По сердцу.



Мне б щекою прильнуть к той печи!

Слушать треск запалённых нервов...

Как огонь в глубине струит!..

Как поёт: горячит — не дремлет.



Тихий, нежный, щемящий звук!

Шёпот дней. И годов, столетий...

Это просто: сверчок — не спит.

Говорит о весне. И светит.



Он стоял на мосту мокрый, замёрзший, растерянный. Блеснула луна, осветив его наготу. Павел оделся и медленно пошёл по тропе. Старый деревянный дом, построенный ещё прадедом, не спал. Он ждал его — Павла — возвращения: вздыхал, поскрипывал, окутывая всё теплом и ароматом разгорающихся в печи дров. Павел поднялся в спальню, лег в кровать поверх одеяла, задумался. Тело хранило чистоту и прохладу ночной реки...



Мир вдыхает — святые слова,

что запрятаны в стройные травы.

Сказ негромкий — об изначальном.

И о вечности синих небес.



Мотылёк над цветком замирает...

Как же краток его полёт!

Может быть, ты ещё не знаешь:

он пыльцу золотую несёт...



Так мы жизни разбег даём!

Так земля — весною рожает.

Так река — ручейком идёт.

И так сын мой восход встречает...



Юным, звонким, искрящим днём!

И души полёт в бесконечность...

Обруч рук — точно свод венечный:

тёплый выдох и новый — вдох.



Капли пота скользили по её лицу, щекотали шею... Июль в этом году выдался аномально жаркий. Анна отмечала свой двадцать восьмой день рождения. Она ждала гостей: тех немногих, кто ещё не бежал из города. С раннего утра она металась по квартире, приводя всё в порядок, и последнее, что ей ещё оставалось сделать, это — канапе. Анна аккуратными квадратикам начала резать хлеб: горячий влажный воздух, душистые кусочки хлеба... Когда-то давно, это уже было в её жизни...



В моих мирах...



Покой и буря,

дожди и солнце.

Но ночь бывает

всегда светла!



Мне шепчут звёзды,

качает ветер.

На зов снежинки

в мороз спешат.



И изумрудным

под ноги стелет

мне шёлком мама —

Родна-Земля!



Поют мне птицы:

весной и летом.

Зерно с ладони

зимой клюют.



Мне осень тайны

свои доверит.

Про то лишь Богу

сказать могу.



С самого рождения Аня жила вдвоём с бабушкой, весёлым цветным праздником в доме появлялась мама. Маму звали Любочка. Очень красивая, всегда улыбающаяся — она напоминала существо из другого мира. Работала мама проводницей и возвращалась всегда с подарками, в качестве подарка иногда привозила с собой очередного папу...



Что люблю я? Это — дети,

мои близкие, друзья.

Я за них всегда в ответе!

Вместе столько лет — не зря.



Дорога земля родная,

что я Родиной зову!

И цветами украшая,

всю любовью орошу.



Воздух: свежий и прозрачный.

Хорошо вдохнуть его!

Родничок, он пусть невзрачный,

нету слаще ничего!



Небо синее такое,

точно в поле васильки!

Что-то очень мне родное

ветер молвил у реки...



Я узнала, как прекрасно

быть любимой и любить!

Сердце прятала напрасно!

Есть простое счастье: жить.



Аня очень ждала тот свой день рождения: семь лет — возраст, когда уже пора идти в школу. Мама не приехала. Бабушка сказала, что она улетела на небо к Ангелам. Аня поверила и по вечерам лежала, представляя маму в сказочном саду — смеющейся — среди ярких порхающих бабочек...



А на штыках — знамёна подняты,

как алые больные лоскуты. И складывают

крылья, захлопывают рты — все города,

как домик карточный, ломает свои двери.



А нет полёта — жизни больше нет!

Но есть протяжный бульк в болоте:

кого-то поглотивший нервный тик.

По капле... вода течёт из крана...



И бабушка ласкает сальным шарфом дверь —

простуженную, хлопнувшую тайну.

И запивает стук сердечный — горькой,

измяв в руке последний шоколадный фант...



А в ногу — бойко — её внучата — стойко —

шагают по планете дружно в ряд!

И пыль щекочет глотки их, глаза.

И харкают внучата в образа...



С ухмылкой жирной, поднятой со дна

солдатской каши пайковой — прогорклой.

И песни краткие — девчатам тонким —

поют весной в укромные места.



И трогают живое нервною рукой...

И вот: уже кричит святое в алой луже,

пришедшее не к месту. И не в срок.

Весна идёт вперёд с прокладкой мокрой...



Мир вяжет в узелок свой скраб недолгий.

И отправляется: себе весну другую поискать

по закоулкам тёмным. И замыкается вновь круг!

И хлипкими ночами — хочется кричать...



Выть — всем: весне и миру — на луну.

От одиночества и боли! От пустоты во рту,

забывшись сном, где жизнь и смерть — едины.

А их ребёнок: всё так же верит, вечно ждёт...



Однажды Аня случайно услышала, как во дворе шептались о том, что маму убили и сбросили с поезда, а бабушка ездила на опознание. Аня перестала говорить. У неё и раньше были небольшие проблемы с речью; последний год бабушка часто водила её к логопеду. Сейчас же, никто из врачей не брался вылечить её до школы. Бабушка повезла Аню в деревню к одной знакомой знахарке — бабе Нюре. Там уже жили две девочки. Баба Нюра обещала вылечить Аню за три месяца...



Твоею кровью сыты волки!

Бегут и обращаются во мрак...

Теперь ты — волчий брат — по крови.

Но сердце помнит про другое...



Огонь в нём ширится! Растёт —

во пламени — крещенье огневое.

Жжёт изнутри всё волчье, тьму!

Ты падаешь в усталую весну...



А где-то рядом мельтешатся сны.

И некуда от них деваться!

Приходят и стоят, заглядывают в душу.

Но солнце всходит изнутри...



И растворяет плоть... и кости...

И свет в тебе перетекает...

И заполняет дни твои. И ночи.

Идёшь с людьми — незрим — без плоти.



Твои прикосновенья их смущают...

Грехи былые разрушают!

И люди — крест свой отдают.

И тихо гаснут — в миру — без веры.



Ты на горе сидишь. Тревожно...

И что-то малое всё сердце гложет:

вот тот ребёнок, что читает книжки.

Он так похож глазами на тебя!..



Быть может, поживёшь ещё немножко?

Кнут вспомнишь... и пинки...

А тот ребёнок — девочка.

Не бойся — ближе подойди.



Девочки вставали с рассветом и помогали по хозяйству. Ане больше всего нравилось ухаживать за курочками и цыплятами. У неё появилась своя любимица — курица Пеструшка. Аня рассказывала ей о маме: какая мама красивая и что любит её, Аню, больше всех на свете! Пеструшка клевала зерно с рук, а Ане казалось, что курочка кивает головой в ответ, соглашаясь с каждым словом...



Мы очень часто спорим,

ведь нам не всё равно,

что первым в мир явилось?!

Кто: курица? Яйцо,

в которое так много

всего заключено?..



Где зарожденье жизни?!

И нас вперёд влекло,

ведь жить в яйце так тесно!

В мир распахнув окно,

свой дом мы покидаем

однажды — всё равно.



Мы крылья расправляем...

И воздух в грудь берём.

И с радостной улыбкой

так счастливо поём!

И с верой — верой жизни —

себя мы вновь найдём!



Но хочется, порою,

закрыться иногда

нам скорлупою тоненькой.

Вернуться вновь туда,

где тихо и спокойно

бывало нам всегда...



После обеда баба Нюра с девочками ходила в лес. Там они собирали грибы, ягоды и разные полезные травы. Баба Нюра учила от каких хворей, что помогает и как это правильно надо готовить. Через месяц одной из девочек пора было ехать домой. Баба Нюра приготовила вкусный прощальный обед: маленькие бутербродики на один укус, ароматный куриный суп и пирог с лесной земляникой. Особенно Ане понравились эти маленькие бутербродики, но она не поняла с чем они были. Заметив вопрос в её глазах, баба Нюра шепнула: "Это с мясом Пеструшки..."



Я соберу букет из звёзд!

Родных. Мерцающих. Далёких...

Из жёлтых, красных, синих звёзд,

что спят в галактиках глубоких.



И призову я облака!

Те, что без устали летают,

в себя росинки собирают

и в страны дальние несут...



Чтоб подарить простым и сложным

мечту — счастливую мечту!

В серебряных лучах играет

на арфе дождь мне песнь свою...



Про лепестки поёт, про нежность.

И про волшебный аромат!

Я засыпаю... засыпаю,

чтобы увидеть дивный сад...



Там мышки в гнёздышках — сухую —

траву постелют для мышат.

Расскажут сказку — про другую —

про жизнь и смерть в когтях котят.



Вы не гуляйте там без спроса!

Не рвите — лунную траву.

И на вопросы не ищите...

Вот тут молчок! По одному.



Аня убежала на задний двор, долго плакала. Так плохо ей ещё не было никогда, даже когда она узнала о смерти мамы! Никто не приходил за ней. Вечером Аня вернулась в дом.

— Ты где пропадала? — спросила баба Нюра как ни в чём не бывало.

— Пеструшка! — всхлипнула Аня.

— У каждого — свой путь, — ответила баба Нюра. Аня ничего не поняла:

— Путь?.. Пеструшка никуда не уходила — она жила в курятнике, а потом её съели, — но почему-то, Ане стало спокойно от этих слов. Она легла в кровать и сразу уснула...



Мы — выжившие всуе — все те,

кто ещё дышит в полный рост,

в глубины городов своих вселились.

Кто мёртв-не-мёртв никто уж не поймёт!



А я иду за ней — в её ущелья, —

где вечный холод, мраморный покой...

Где звёздный космос беспредельный...

Где больше нету слов и снов...



В бескислородном мире вечной тьмы

ступени вниз я вижу: прочны и широки.

Давно не хожены, не скользки.

Она меня так бережно ведёт!..



Смотрю в глазницы — смерти.

А пусть покажет мне любовь,

что здесь от мира прячет!

Я пришла сюда за этим — знать.



И дверь срываю! Вот же — спит,

свернув калачиком своё худое тело.

И улыбается любовь счастливо и красиво!..

Смерть хмурится — не добро.



Любовь во тьме оставить хочет.

Здесь всё её! Меня зовёт —

приветливо — остаться навсегда.

С улыбкою про вечность песнь заводит...



Поёт будильник — криком петуха.

Восторженное солнце всходит!!

И в дверь стучится кто-то так не громко!..

Пойду — открою. Может, там любовь?..



Когда все продукты были готовы, Анна начала собирать канапе. Она укладывала их на большой серебряный поднос, подаренный когда-то бабушкой. Все канапе у неё получались разные, одно она приготовила для себя: хлеб — полоса чёрная, сыр — полоса белая, мясо — боль, красный черри — любовь. Анна отнесла поднос в гостиную, услышала звонок в дверь, бросила последний взгляд на стол, улыбнулась и пошла открывать.