Автор: Эса Милл





Едва-едва ступивший за порог советского безоблачного детства,

гулял себе по улице соседской вполне оптимистичный паренёк.

Закончились экзамены. Лафа. Хотя не дотянул до медалиста.

А день был изумительно лучистый и пёстрый как цыганки сарафан.

Цыганки? Аж по телу холодок. Из ничего нарисовался табор.

Весёлые мужчины, дети, бабы шли нехотя. Казалось, невдомёк

самим куда их бесы волокут. Тут, поравнявшись, смуглая девчонка:

"Счастливым будешь!"- закричала звонко и кинула серёжку пареньку.

Он замер у афиши с Депардье, примериваясь к новой ипостаси.

Цыгане удалились восвояси. Судьба текла по свежей колее.





У Шаболовки съёмное жильё. На кухне запах кофе спозаранку.

Два стула, шкаф, холодная лежанка и отраженье в зеркале моё.

Не высмотреть в том зеркале никак за паутиной шрамов и морщинок,

за редкою улыбкой беспричинной растаявшего в прошлом паренька.

В руке держу надёжный амулет - ту самую цыганскую серёжку

на службе потемневшую немножко. А в отпечатках миновавших лет

потерянные зубы и "Норд-Ост". На Ленинградском лобовое. Кома.

Я падал с отвалившимся балконом и улетал в "Авроре" под откос.

Четырежды спасённый из огня. Из-подо льда вытаскивали трижды.

Врачи руками разводили: "Ишь ты, бывает же такое". Но родня

ругается:" Ну что ты за чудак? Начни с нуля. Купи билет в Монако,

где не достанет ни одна собака, и всё нормализуется.""Не факт,-

им возражаю,- чуется подвох. Я при серьге хромой и одноглазый,

а без неё хана наступит сразу, и первый вывих - мой последний вдох."

Так let it be, иначе - не жилец. И понимая скептиков отчасти,

я продолжаю удивляться счастью,

которое похоже на пи...дец.