Автор: Тимонуэр





Я помню чрез два дня как подошли к деревни мы с тобою.

Она малехонька под низкой распласталася горою.

Домишки словно гномиков жилища, чернеющие дыры-окна,

Песчаные дворы и крыш солома, бледная - от солнца знойного поблекла.

Носились курицы там из двора во двор,

Но видно было: нищета плетет уж свой губительный узор.

Немногочисленный народ в том месте проживал.

И, показалось, будто кто-то вышнею рукой из них все соки выжимал.

Коня держал я, помню, по уздцы,

А ты тогда держалась гривы за концы,

Смотрела всё вперед завороженным взглядом,

Как если б были то дворца громады.

Я думал, где бы встать нам на ночлег,

Окажется ли здесь радушный человек,

Готовый с нами поделиться кровом,

Хоть ночи были здесь не так уж и суровы.

У края самого деревни был колодец старый,

И напоить коня решил я. Захудалый,

Конечно, был он. "Это ничего"-

Подумал, опуская в его недра я ведро.

Сперва я деве предложил напиться,

Потом уж сам, ну и коню осталася водица.

Я видел, что на нас смотрели люди.

Страшились что ль? - Попрятались в свои лачуги.

И не прошло и нескольких минут:

На улице одни мы оказались тут.

Я удивился: что же это за народец здесь такой,

Запуганный какой такой молвой?

Не воровать же с дамой к ним явился я!

Иль думают они, что не дадим мы им спокойного житья?

Подобную я неувязку решился разрешить,

К тому же любопытно стало мне, что их могло смутить.



Я деву спешиться тогда просил,

Что б быть спокойным за нее, не так как если б я один ходил.

И я помог ей слезть затем с коня,

И бОсыми ногами на песок, она ступила около меня.

Мы двинулись к ближайшему домишку,

В котором из окна на нас смотрел мальчишка.

Мне странным показался его взгляд:

Как будто старого преданья боги с ним сейчас заговорят.

И только подошли к двери мы с ней,

Он оробел и спрятаться вдруг поспешил скорей.

Я постучал и громким голосом сказал, как можно веселей:

Эй, взрослые кто дома есть, не встретите ль незваных вы гостей?

Сначала тишиной ответ нам был,

Потом вдруг шепотом там кто-то тихо меж собой заговорил.

Так странно: что ж здесь спорить и о чём судить?

Но вот открылась с шумом дверь. И верно уходить

Сейчас нам скажут, мест здесь нет иль что-нибудь ещё.

И я увидел страх на лицах, смущенья краска горячо

И едко въелась в них.

В глазах блестели будто слезы и на щеках у тех двоих.

К ним мальчик жался с перепугу, в саду как жалась к деве лань.

И я в запале произнес: я не пришёл взимать с вас дань!

И в ноги кинулись они, и страшно расплылись,

Невнятны стали речи их и жар мой малость сник.

Глазами помощи искал у девы я в лице,

Спасения, прибежища от этих диких сцен.

Она смотрела на меня с таким же изумленьем

И, видно было: смущена людского от волненья.

И молвил слово я тогда, и я сказал им встать,

Сказал, что спутали они: не царская я знать.

Но взгляд они не подняли, не внемлили здесь мне

И я решил оставить их, идти к соседям в стороне.



Но у соседнего порога вся та же повторилась кутерьма,

Я в бешенстве уж начал думать: что за нелепая игра?!

И к третьему спеша я дому, от пораженных тех людей

Уж размышлял: что можно сделать? что предпринять мне поскорей?

Но там на стук никто мой, долгий, не ответил

И тишина стояла гробовая, как будто вымерли все разом. Я решил

Тогда попозже счастья попытать

И возвратиться к скакуну пока опять.

Когда мы шли обратно странность вот такую я подметил:

Смотрели люди нам из окон вслед, а дюже любопытнейшие дети

Украдкой тихо шли за нами, и топал по песку их приглушенный шаг.

И чтоб на них не разругаться, себя сдержать, я силы все свои напряг.

Вернувшись, сделали привал мы

И покрывала разложив, достал я наливные, сладкие плоды.

До вечера мы просидели с девой у колодца,

Пока с закатом красная тарелка солнца

Уж раскаленной каплей на песок, шафранный, опустилась,

Но знойная жара прохладой вечера ещё не обратилась.

Чурались люди, это было видно, нас,

Но чем мы вызвали немилость их и заслужили чем отказ?

И вот, почти светило закатилось, заметил я в деревне копошенье,

Движение тел, и суматоху будто, и оживленное волненье.

Там люди вместе собрались и шумно обсуждали что-то

Похоже было, словно их одна забота

Объединила вместе под открытым небом

Ближе к ночи. Гадал и разрешить хотел я этот ребус.

Для девы, видел я, сегодня мир что больше стал, новей.

Не видела досель пока она ведь ни других людей, ни деревень.

На площади её, как и меня, смутила бурная толпа

И напустила видно страху. Она ко мне прижалась, как листва

Дрожа, не стылого от ветра - далёки были холода,

А от того, что всё шумнее вдали звучали голоса.



Не знаю сколько длилось то собранье.

Но небо было апельсиново-тепло ещё, когда меж поселеньем и колодцем сокращая расстоянье,

К нам кто-то темный двинулся. Оно

Влачилось медленно, и было видно,

Что будто бы тяжелое несёт в руках своих.

И это действо разбудило, насторожило сонных нас двоих.

Но первое то было впечатленье.

Морфей, который нам смежал глаза и от него лишь наважденье.

Потом все разъяснилось, но для нас на этом

Нет, не закончились все странности. То празднично к нам шёл одетый,

Держа поднос, с которого струилась скатерть белоснежна

И громоздились яства, будто безмятежный,

(Но в самом деле ль?), юноша. Торжественно

Он звонким голосом своим плато

Поставить разрешения у нас спросил

И получив его, такую молвь нам говорил:

Я избран речь вести от всей деревни нашей

И их слова теперь передаю. Не приукрашу,

Что потрясли и изумили несказанно смертный люд,

Нас одарив пришествием своим. Подумал каждый: вот он суд

Свершится что в безоблачный сей день над нами

И каждому за все деяния воздастся, и не спастись здесь будет громкими мольбами.

Мы испугались солнца, снизошло что к нам,

Прощения простить направлен, видите, теперь я к вам.

Вы, путник, только не серчайте боле,

Я говорил про ту, лишь с вами что по доброй воле

Пустилась видимо в далекий трудный путь,

Счастливец вы, раз боги равного в вас признают и вас им значит не в чем упрекнуть.

Теперь мы видим, что пришли к нам с миром.

И ваш приход отпраздновать мы пиром

Хотели. Будет то польщение и радость для всех нас.

И здесь я для того, что б предложить вам это, но так же вольны дать вы нам отказ.

И вас тогда смущать своим присутствием не будем,

На тот я случай вам принес даров семьи от каждой там-на блюде.

Надеюсь, что понравятся они.

Никто тогда вам ночь не помешает, спокойно будете одни.



Закончил он на этом говорить

И не смущая деву, предпочел смотреть в песок и голову склонить.

Я отвечал, что излагать я мысль буду за двоих

И время попросил, чтобы подумать и решить, что нам сказать на его стих.

Он покраснел и говорил, что подождет решения от нас поодаль-в стороне

И чтоб я крикнул сразу, как только будет нужен мне.

И вот тогда спросил у девы я:

Что больше хочешь ты, к чему лежит душа твоя?

Я заставлять тебя идти туда не буду,

Возможно, для тебя всё это дело худо

И не так весело совсем уж обстоит,

Как тот посланец с обещаньем говорит.

Ты посмотрела на домишки, что пред нами распластались

Потом, как будто бы на сердце камень,

Окинула, задумчиво, лежащие шелка,

На них черневший виноград, из серебра

И даже золота кулоны и искусные браслеты,

И брошь, что с маленьким причудливым сюжетом,

Хрупка которая на первый взгляд была. И я подумал: не богаты

Они ведь были все на вид и не сказать, что много платы

Собрать с них можно было. Но что за прихоть ими движет

отдать все драгоценности свои; собрать из ветхих, темных хижин

Ей принести, ещё и пригласить на пир?

Не уж то в чем-то изменился этот мир?

Ты на меня теперь взглянула, и прочитал я на лице,

Что и странна, и непонятна тебе всего этого цель.

Ты встала, очень быстро, молча, и попросила взглядом, чтоб я взял поднос,

Пошла туда, теперь горел где свет, я за тобой, в руках дары понёс.

И вещи все оставив у колодца,

Забыв о лошади на привязи, что остается.

Из надвигавшегося мрака двигаясь на свет,

Я крикнул юноше, чтоб догонял нас али шёл вослед.



И нас завидя видимо издалека,

Вновь стали люди собираться вместе. А потолка,

Небесного, светила закружили хороводы, замерцали

Пустились в пляс, веселый, уж над нами.

Вот дева подошла к стопившимся, (я рядом был с ней),

И стала драгоценности с подноса брать, десницею своей

Она их безошибочно хозяевам обратно возвращала,

С улыбкой на устах и перед каждым голову в поклон склоняла.

Растерянность людей тех нужно было видеть,

И сам я был немного удивлен. Она, чтоб никого своим приходом не обидеть,

В знак благодарности вернула каждому своё.

Ещё сильней стал почитать и уважать народ за то её.

Попутно начали тащить во двор столы,

На них несли скорей готовые уж яства. И костры

Быстрее разожгли поодаль чуть, оттуда

Впоследствии несли с сочнейшим мясом блюда.

И фруктов было много и вина,

И смех звучал и музыка играла. А ночь, темна,

Окутала тогда своей парчою нас

От бед укрыв и всяких дурных глаз.

Не знаю было ль спутнице моей,

Как мне отрадно предаваться общему веселью. Однако из её очей

Лилась всё та же благодарность. И спокойно, будто со смиреньем, вечер весь

Она смотрела на гулянья, чужую слушая, почти не понимая речь.

Я помню, как ей принесли откуда то венок, цветов из белых,

В высоко кресло посадили и надев его, провозгласили этой ночи королевой.

Толпа шумела и просила деву, чтобы она им песню спела.

Я вспомнил, как тогда, давно, я ждал ее в саду и в моем сердце разгорелась

Надежда, вновь услышать тот чудесный глас.

И вот запев, она мелодией пленила, заворожила, увлекая каждого из нас

В чудесный край, в страну без бед и без потерь

Туда, куда в мечтах своих стремится каждый из людей.

И все затихли, и не знамо сколько мы в молчаньи простояли.

И трудно было вновь, потом с небес на землю грешную вернуться, с такою силою пленяли

Те звуки. Но затем восторг и оживленье наново вернулись к людям

И пир продолжился, который был так радостен и чуден.



Пред самым уж восходом завершилось шумное гулянье

Тогда, когда подернулось молочной небо тканью.

В деревне предоставили селяне нам уютный кров и нас оставили вдвоем.

И скоро обещав тогда вернуться, отправился я за поклажей и конем.

И вот, когда уж вещи увязал свои,

Собрался к дому скакуна вести,

Подумал, что не плохо бы испить воды,

Набрал полнехонько ведро и вот тогда, из темноты,

Которая стояла всё еще кругом,

Услышал звонкий голос давнего я друга.

Ко мне из далека знакомый прилетел,

На краешек колодца он легонечко присел

И песнь свою мне сладкую в то утро он запел:

К тебе, далеких странствий путник, я всю долгу ночь летел

И еле разыскать тебя сумел. К тебе с великим предостережением

Явился я и передать хочу мне переданное предречение.

Я попросил его мне рассказать скорей,

Что знает он и пусть не утаит же правды всей.

Тогда он дальше весть свою мне продолжал:

Я много, как и ты, бывал где, многое я повидал

И все открыты мне, как соловью, пути, дороги,

Порой беседуют со мной и боги.

И о последнем речь свою хочу я повести

И посоветовать тебе, как жизнь свою впоследствии спасти.

Ты знаешь, что нечестно и себялюбиво поступил,

Когда своею речью и поступками нарочно вынудил

Отправится, сбежать из сада за тобою,

Ту, в доме спит которая сейчас под утренней зарею.

Подобному нахальству нет прощенья,

Уже закрыв глаза на ваше обрученье,

Хочу сказать, прогневаются боги на тебя,

Коль не вернешь ты деву в сад до третьего восхода дня.



Я призадумался, смутился от того,

Услышал что упрек за те деяния, нужны что были для души и сердца моего.

И отвечал затем я соловью:

Я вижу, боги многое тебе сказали и их я сильно возмутил, в прекрасном, но земном краю

Свои порядки наводить когда я стал.

До сих, согласен, пор я в облаках витал.

Тебе спасибо дельный за совет,

Я поступлю как вЕлишь ты, чтоб избежать ненужных бед.

И соловей мне отвечал тогда: так говорит лишь мудрый человек.

Я рад, что внемлешь ты словам моим. Надеюсь в наш с тобою век

Мы видимся, нет, не в последний раз и встретимся когда-нибудь.

Но, а теперь, пора мне дальше в скорый путь.

Мы попрощались, разошлись по разным сторонам,

Я шел и думал, можно ль верить пустякам

И возмущениям каких-то там богов.

На то если пошло, то я с мечом готов

Сражаться с ними, только в честном, чур, бою!

Уж за свои поступки я то постою!

Так я храбрился, то вино со мной играло,

Однако встал я в вечер, буря так же бушевала

И голос говорил мне, что я буду трус,

Коль соловья послушаюсь и отступлюсь.

Я деве в тот же день тогда сказал:

Передохнули здесь, хороший был привал,

Но нужно дальше нам дорогою идти,

И с этими людьми нам жизнь не по пути.

Поверь, сказал я, дальше всё прекрасней будет.

Возможно, труден будет путь, но не убудет

И не иссякнет счастье, что ждет нас.

Согласна ты? Ну что ж, в рассветный мы покинем это место час.



На сей раз я не дожидался одобрения её,

На слове настоял своём.

Бежал тогда уже в предчувствии беды,

Хотел я спутать за собой следы.

Но можно ли от вечного сбежать?

Теперь мне не приходится гадать..

Но а тогда надежда и уверенность горели,

И все мирские отворяли двери,

И застилали светом мне своим глаза,

Когда ещё хоть вдалеке, но уж нависла мрачная гроза.

А после, моего решения вперед идти,

Решил я всю деревню обойти,

Возможно, прикупить чего-нибудь,

Вдруг может нужно что-то взять с собою в путь.

Полезного, как я и ожидал, я не нашёл,

Хотя обратно не с пустыми я руками шёл:

Купил конины, сыра козьего да хлеба

И под свинцовым, но без тучным небом

С нетерпеливым оживлением отправился

К саманке. Ну до утра мы соберемся, справимся,

Подумал я, откидываясь на подушки. В полутьме

Тонула комната, и только бусы на двери как камедь

Светились - дверь была открыта,

И мертвый свет струился на пол непокрытый

У порога. На одеялах ты лежала у стены

И снились, может быть, тебе волшебнейшие сны,

Кто знает. Было душно. Глаз своих всю ночь я не сомкнул

И лишь под утро в безглагольной тишине вздремнул.

Когда проснулся я, то ты уж поднялась, сидела рядом

И ничего не видя вдаль смотрела. Я беспокойным взглядом

Обвел все небо, но оно не посветлело за ночь.

Дождей здесь не бывает все равно, как их не прочь-

Подумал я, поспешно встал и начал собираться-

Однако нам пора отсюда выбираться.



Когда уж выезжать мы собрались и деве я помог взобраться на коня,

То люди провожать нас стали группами, а некоторые даже в землю поклонясь

Прощались с нами. Другие же стояли как столбом,

Застыли статуями, не двигаясь в безмолвии литом.

Но видно было, смуту мы навеяли своим уходом,

Переполох, как было с нашим к ним приходом.

И вот я вел коня опять уж под уздцы

И думал: люди жизни ведь своей творцы.

Вперед и точка! Не найдут опять

Ни соловьи, ни боги! И охота им искать!

Меня тогда из мыслей вырвал голос звонкий.

Он приближался к нам и всех просил чуть отойти в сторонку.

И вот нагнал нас. Юноша то был,

Который нам от каждого тогда пришел вручать дары.

Он прокричал: Остановитесь! Эй!

Мне нужно напоследок ото всех людей

Подарок сделать деве распрекрасной,

Чтобы дорога сделалась её светлой, ясной,

Чтоб не грустила без причин она

И вспоминала нас коль скучно будет, когда останется одна.

Сказал тогда я: Нет, не прав ты, я её не брошу!-

Но ведь уйти она всегда вольна, уж если станет тошно

Скитаться понапрасну ей.

Но ладно, за других я не хочу решать людей.

Тебе мы в дар приносим, то, хранилось словно что зеница ока.

Оно привезено из дальнего далёка,

Как мира знак и веры общей нашей в Бога.

Надеемся, что сбережет оно тебя от всякого дурного.

И положил он на её раскрытую ладонь,

Трех лилий тонкое переплетенье, которые горели как огонь.

И напоследок он сказал: ты приколи

Её на память, к сердцу, около груди.



И отошел он в сторону, и нам проходу дал.

И стал смотреть, пока из виду не пропал

И не исчез наш, видно, силуэт,

Как в общем то и прочие, он нам во след.

Мы вновь брели по пустоши, безлюдной и бескрайней.

И обещала нам дорога, длинной быть и дальней.

Мой пыл чуть поугас тогда,

Когда одни мы так и шли три дня уж без помехи и труда.

Никто нас не искал по-видимому или же искал и не нашёл,

Но так или иначе я был рад тому, что скоро так ушёл.

Повеселел и деве я рассказывал о том,

Чем жил я до неё и грезил, что нас ждет в грядущем, будет что потом.

А пустошь уж сменялась степью, а степь порой пустыней.

И раскаленный шар пылал, да так, во век как будто не остынет.

Поэтому, бесспорно к счастью, не были те ночи холодны,

Хотя конечно, что с приходом темноты, мне приходилось разжигать костры.

Ведь всем известно, звери, что огня боятся,

И так я думал от возможного прихода чужаков предохраняться.

И нам ещё довольно долго было ведь идти,

Пока б мы добрались до города, который, знал я, был нам на пути.

Там я намеревался ненадолго задержаться,

Что б отдохнуть и для дальнейшего пути набраться

Сил. Всё потому, что град тот ближним был,

Да и не очень уж он дивным, больше всё обычным слыл.

А если нас уж ищут или будут - точно там.

Ведь за такой короткий срок, куда ещё деваться нам?

Так мысли всё роились в голове моей,

Мне не давая заскучать за чередой похожих дней.

Что же до девы, то её тогда

Мне сложно вспомнить, что бы без труда.

Я думами различными накрыт был с головой,

И я жалею, что её меня не волновал тогда покой.



Гадать теперь лишь можно каково ей было.

Но посудить, ведь время тоже тут застыло,

Как и в саду. И много ли различий между тем,

Чтобы идти неведомо куда или бродить по рощам и полянам целый день?

И вот, когда на небе воцарилась пятая луна,

Нам забелела вдалеке высокая стена.

Решил тогда я становиться на ночлег в степи,

А на восходе уж до города дойти.

Закончился почти наш провиант,

Поэтому концу дороги этой я был рад.

И конь устал мой, долго ведь мы шли,

Но это ничего, почти мы к граду подошли.

Я помню, ночь была та звездной очень.

И сон всё не смыкал, не закрывал мне очи,

И не хотел за мною приходить.

Поэтому не шевелясь лежал я, чтоб девицу не разбудить.

Она всегда спала младенца сладким сном,

Я мог лишь позавидовать ей в том,

Ведь для того, чтоб безмятежно, мирно спать,

Нужна на сердце каждому спокойствия печать

И легкость на душе и беззаботность,

Не беспокоило ничто, чтоб даже мимолетно.

Иль нужно очень сильно утомиться за день и устать,

Тогда и твердый пол окажется чудесная кровать.

Но тем, кто в ожидании, в предчувствии томится,

Кто мыслью разной занят, то тому - не спится.

Но вот, гляжу, что кто-то незаметно,

Но точно с молоком разлил ведро,

И медленно, но все же верно

По небу плавно растекается оно.

Рассвет. Костер потух, пустил, наш, дымку,

Поежиться слегка заставив под простынкой.