Автор: Михаил Тищенко





****

Телек блеснами манит (в пространство абстрактное) души.

На столе натюрморт: хлеб, солонка, поллитра и груши.

Ручка ждет излияний, чтоб жадно к бумаге прижаться

под давлением, может быть, сердца, а может быть, пальцев.



За окном - Вавилон, где все строят высокую башню,

с высоты - вид прекрасен, вблизи - грязноват и неряшлив.

Соты окон мерцают, машины несутся потоком,

поднимается солнце над вечно бурлящим востоком.



В каждой точке пространства есть выбор поступков и взглядов.

Путешествие - это разгадка внезапных шарад и

фейерверк перспектив, и чем дальше дорога, тем меньше

значат самые первые чувства, желанья и вещи.



Пирамиды Египта, любовные строки Катулла...

Изученье вселенной удобно со школьного стула,

но шагнув в вечный хаос, как в нем не плутать, не скитаться,

не метаться по строчкам пером в бессознательных пальцах?



8/02/17





***

..........'Язык – это брод через реку времени,

...........он ведёт нас к жилищу умерших;

...........но туда не сможет дойти тот,

...........кто боится глубокой воды.'

......................В. М. Иллич-Свитыч





Лишь кинешь камешек - и по воде круги,

нацелишь дробовик - и насшибаешь уток.

Напишешь Капитал - привет, большевики!

А не найдешь любви - изучишь Камасутру.



Слова прозрачны, словно капельки воды,

но замерзая, больно колют в лица льдинки.

А потекут рекой - и омутов в ней жди,

борись с течением и бездной в поединке.



В безбрежном океане слов живет душа

вне времени и вне законов разных физик,

где смерти нет, и где во тьме на дне лежат

все предки, завершив свои заплывы в жизни.



Там место есть и нам. Доверься языку,

и ты к ним доплывешь еще живым, красивым,

а нет - туда тебя потом приволокут

уже посмертные приливы и отливы.



13/02/17



***

Опять стою у океана,

песчинка, homo, биовид.

Взгляд отрываю от экрана -

В глазах от букв слегка рябит.

Иду по набережной длинной -

В лицо каскады брызг летят:

Я в дом вернулся блудным сыном,

и надо мною плачет мать.



Отец же занят вечным делом:

волну и время гонит вдаль.

Все, что вчера росло и пело,

песком в его ложится длань.

Он собирает всех любовно,

смывает грязь и брль волной

с детей заблудших, смертных, кровных,

в юдоли канувших земной.



А там, в экране, тоже синем,

другие бездны, виртуал,

который тает, словно иней,

среди гудящих волн и скал.

Включу ли я мой гаджет снова,

во мне ли выключат экран -

как хорошо под отчим кровом

переступать земную грань!





***

Искусства нет, похоже, чистого.

Герой прославлен, фильм отснят,

в экраны пялятся неистово,

и в кассе денежки звенят.



Но пьёт артист, в деревнях голодно,

и жаждет лучшего народ,

а фильм от Нальчика до Вологды

по всей стране идёт-гудёт.



По все стране не счесть обманутых,

ложь пропаганды - как морфин,

и ста процентам граждан грамотных

прописан доктором Мосфильм.



Всем очень хочется забвения

и справедливости, и благ,

чтоб растворялись в полдень тени и

наказан был всеобщий враг.



И чтоб настало завершение

не через годы, а за час,

чтоб из-под поезда Каренину

герой какой-нибудь бы спас.



За это деньги щедро платятся,

и врут артисты, режиссер,

трепещет чувственное платьице,

мечта туманит влажный взор.



Искусства нет, похоже, чистого.

Герой прославлен, фильм идет.

И торжествуют снова истины,

не свежие который год.



Трагедия актера, зрителя -

ложь разъедает, словно ржа -

от Благовещенска до Питера

страдает русская душа.



***

1 января



Первый час, первый день, первый взгляд.

Все и так, как вчера, и иначе,

год еще один, трудный, расстрачен,

новый шаг в новый год наугад...



Снег и иней раскрасил дворы.

И деревья в крахмальных сорочках

прячут в снежную праздничность почки

до тепла, до весны, до поры.



Прячут в будни, в их круговорот

люди силу подспудных желаний,

но настанет мгновенье, и тайна,

как и зелень весной, прорастет.



На прохожих деревья глядят,

удивляясь их сменам одежды...

Но нагие мы все-таки прежде,

чем наденем наряд-маскарад.



Нет, костюму не перебороть

почки жизни в борьбе ежегодной

наготы и капризницы-моды,

что ведет за собой Новый Год.



Дед Мороз пусть под елкой стоит

и сверкают игрушки, гирлянды,

все красивы вокруг и нарядны:

Новый Год, новый взгляд, новый вид...







***

.................'Мы вышли все на свет из кинозала'

................................И.Бродский



Я вспоминаю юность и друзей,

их голоса и волны чувств высоких,

когда слова из пыльных словарей,

ложились в создаваемые строки.

Я - Франсуа Вийон, и я - Кармен,

я - рыцарь, искуситель, я - ребенок:

воображенье, словно шоумен,

дарило то распятье, то корону.



Так девушка заходит в магазин,

где бутикИ и в каждом - много платьев,

но у нее свободный день - один,

а денег лишь на мини-юбку хватит.

Но можно примерять и надевать,

что не успеешь в жизни, виртуально:

не тянет рук некупленная кладь

и нет на ней ни дыр, ни пятен сальных.



Еще вчера засунуты в станки

российских школ, где царствуют Прокрусты,

вчерашние засранцы, сопляки,

мы разрывали кокон ГОСТ-ов с хрустом

и, находя таких же беглецов,

спешили в открываемые дали

и высшим смыслом чувства и стихов

друг друга новой вере причащали.



Нам предстояло всем еще идти

своим путем, каким бы выбор ни был...

И вектором оказывался стих,

ведя к любви, надеждам и на дыбу.

Я вспоминаю юность и друзей,

сомнения и силу нетерпенья,

мы выходили в мир из словарей,

молитвенно шепча стихотворенья.





***

В небе звёзды - космическая роса.

Был с рожденья распЯт я земною властью.

Только крест, он – как взлётная полоса,

и с него небеса ничего не застит.

Ароматы вдыхая садов и слов,

обреченный на гвозди в ступнях, в запястьях,

вынимаю из сердца я свой улов -

в створках боли сверкающий жемчуг счастья.



Принимаю я бездну передо мной,

принимаю зависимость, смертность тела

и что часто бываю всему виной

и, как все, из молекул простейших сделан.

Миллиарды таких же и смертных 'я'

населяют планету... Мои границы -

рук и душ ваших только касаниЯ,

смысл внезапно открывшейся вам страницы.



Принимаю я боль, и готов отдать

все земное за эту свободу, ибо

жизнь сжигает, как будто врагов - орда,

а кто выжил - того награждает дыбой.

Но не в силах она ни полет души

отменить, словно рейс по причинам бури,

ни раскрывшихся крыльев её лишить,

ни распять на кресте ни гвоздем, ни пулей.





***

Ресторан на Рождество



В ресторане россыпь устриц,

выбор вкусного вина,

освещают ярко люстры

хрусткость праздничного льна.



Рождество. Бомонд Парижа.

А быть может, не бомонд.

Вон, девица с челкой рыжей

поглощает жадно торт.



Дети, мамы, пары, семьи,

старики - кого здесь нет.

Толстый кот в полоску дремлет,

одомашив табурет.



Ждут всех елки да подарке

и уют домашних стен.

А девица с челкой жаркой -

явно дерзкая Кармен.



И скользят официанты

с разным цветом кож и глаз,

как в Гривэне экспонаты

оживленные как раз.



Где тут Он, рожденный в хлеве,

где тут ясли и волхвы?

Наклонился к рыжей деве

парень, выкурив травы.



Что он видит? - Только рожки

и копытца под столом?!

И мелькают вилки, ложки

перед бесовским лицом.



Ну и что? - Лишь только мирно

в Вавилоне бы жилось,

и заполнен был бы рынок

да жирна собачья кость.



Лишь бы дети не стреляли

из реальных калашей,

лишь бы внучкам не рожали

от насильников детей.



Рождество. И в ресторане

предвкушают барыши.

Не услышать здесь о манне,

ни встряхнуться от души.



А ведь манна где-то сыпет...

Накануне Рождества

можно здесь поесть и выпить,

можно верить, тосковать.



Но за манной, за небесной, -

не сюда совсем, увы.

Ресторан - такое место,

где не встретятся волхвы.







***

Песочные часы



.................'Как безразлична тишина,

..................живущая в часах песочных'.

...........................Марина Снежина





Как безразлична тишина,

живущая в часах песочных,

в ней словно спрятан мир заочный

и прорастают семена.



Крупицы мытого песка,

не зная рытвин и обочин,

как дождь по трубам водосточным,

струятся сквозь стекла аркан.



Течет туманный морзе их,

течет и шепчет днем и ночью

свой вечный текст, где - многоточья -

набор песчинок золотых.



Так прозябают семена.

Так прозябают клоны наши,

воды лишенные и пашни,

без неба, радости и дна.



Как будто взятые из сна...

А сон смешон, красив и страшен.

Песчинки падают из башни,

скользит стеклянная стена.



И семена дают ростки:

в груди живущих с ними рядом

они становятся вдруг садом

часам стерильным вопреки.









***

............'Ночами плакала душа,

.............не ведая, кому кто нужен'

.......................Марина Снежина





Ночами плакала душа,

не зная, кто кому здесь нужен,

за шагом совершая шаг

сквозь холод, страх и сумрак вьюжный.

И дольше века длился миг,

когда любовь спускалась свыше,

и падал снег за воротник

с невидимой небесной крыши.



А телевизор что-то врал,

герои фильмов и артисты

атаковали снежный зал,

как вражеский притон - чекисты.

Хотели что-то доказать...

Но падал занавес из снега

и оставались образа

и одиночество, и нега.



Ночная нега, сколько раз

служила ты новокаином,

когда Всевышний душу тряс,

почти ее из тела вынув?!

Когда она, прозрев едва,

от мира cпрятаться хотела,

когда не верила словам,

когда играла ими смело,



Когда, как с лампой в лабиринт,

она, ища любовь, на сцену,

шагала... Но корявый скрипт

был непригоден неизменно.

И падал снег. И покрывал

помарки, кляксы и ошибки,

менялись публика и зал,

и в Лете таяли снежинки.



А снег прощал и воскрешал,

и причащал, кружа облатки,

и каждый каждого искал,

в снежки играя или в прятки.

И в этой пене хрусталя,

в сугробах, с неба соскользнувших,

как будто нежилась земля

под ежегодным крестным душем.





***

Пред Рождеством чертовщина штурмует нам души,

борешься с нею молитвой невольной и душем:

матерьялизм наступает фронтально на сердце,

зло-остроумен, что твой Крокодил или Герцен.

Люди толкают друг друга, борясь за подарки,

Парки - считай, кукловоды! - портачат в запарке:

рвутся в борьбе за иллюзии вечные нити,

тонут клубки их в огромном разбитом корыте.



Главный чертяка - повсюду и всех утешает,

якобы истины шепчет, прельщает вещами,

кадры тасует, как хочет, в бессчетных экранах -

в сети, разбросанной всюду - от США до Ирана.

К жалости от призывает и к пафосу, хитрый,

прячущий суть за прозрачностью, словно пол литра,

с виду душевный, простой и готовый хохмарить,

и подходящий для всех, как подросткам - чинарик.



Бесы мордашки смешливые, дерзкие кажут,

пачкают пудрой и гримом лицо, а не сажей,

газ выхлопной - словно хвост за урчащей машиной,

туфельки клацают - крутятся деньги и шины.

Сколько пророков вокруг, проповедует - каждый!

Снег за окном превращается быстро в бумажный:

письма, стихи, завещанья, отписки, доносы:

кружат, слепят и кусаются снежные осы.



Хлещет энергия, пальцы сжимая у горла,

тело в одежде, а дух - бродит наглый и голый.

И беспардонный, я б даже сказал - обезьяний -

непримиримый, упрямый и очень скандальный.

Впрочем манеры слегка прикрывают копыта,

но сеэксапильность пьянят, как у бара напиток,

и побеждает подспудно, везде, потихоньку:

тащит нечистая души и в сделку, и в койку.



Тьфу!... Только где-то в хлеву, на шуршащей соломе

женщина сына рожает в блаженной истоме.

Явится Он, всех спасающий, мудрый и жданный,

мир прояснеет и сгинут соблазны, обманы.

Пахнет просушенным сеном и кожей, и сыром,

звезды глядят сквозь прорехи на крыше и дыры,

дышит, незримая в сумраке хлева, корова,

тычутся носом в колено открытое овны.





***

Стихи к Рождеству



Да, в человеке низменного много,

он химией своею обречён

на выделенья разные, в итоге

которых будет 'выделен' и он.

Но как ракета, поднимаясь в космос,

сжигает топливо, отталкиваясь от

реакции, где жертвуется остов

и все почти, что поднято на борт,



Так наш собрат, рождаемый для смерти,

обязан сжечь свой внутренний объем,

прорвав все притяжения и сети

и обеспечив собственный подьем...

Подъем куда? К богам и откровеньям?

Туда, где наконец душа найдет

свою победу и раскрепощенье,

свободу от деталей и забот?



Бездонен космос, телу там не выжить,

земля прекрасна, но мгновенна жизнь,

хотя бездумно весел чижик-пыжик

среди рождений, похорон и клизм.

Но существуют, кроме атеизма,

Христос и Будда, Тора и Коран,

а в хромосомах - вместе с эгоизмом -

не только гены братьев-обезьян.



Есть гены всех распятых и убитых,

наследие не кровных - древних рун.

И Рождество нас связывает нитью

со всем, что отвергается в миру.

Что из того, что вымыслы фатою

скрывают бездны, тайны и распад? -

Аз человек есмь, созданный мечтою,

шагающий за нею наугад.



2016







***

Счастливый цепь всезнайства разрывает

и входит в неизвестность, словно в храм,

а глупый и несчастный – называет

видения свои по именам.

И став рабом придуманной им схемы,

он вязнет в топи споров, ярлыков.

А тот, другой, - и счастлив он, и нем он,

молчаньем защищен от дураков.



***

Гудящим лбом уткнувшись в нежный бархат

обивки гроба, думаешь невольно:

как просто телу стать щепоткой праха,

прощаясь с нами звоном колокольным.

Душа – известно, птица, разум – клетка.

Не примирив полета и расчета,

как просто револьверной фразой, меткой,

освободить себя или кого-то.



"""

Рождаясь, входя в расцветающий сад,

где тесно от сирого люда,

я вплавлен был в тело, как будто в оклад –

Христос или в лотосы - Будда.

Я к счастью тянулся на русском ветру,

был счастлив горбушкою хлеба,

и если я даже сегодня умру,

я - был. Это лучше, чем н’е был.





"""

Не сердце – а улей, хранилище сот.

В саду, что цветами зарос.

Пусть годы подводят итоговый счет,

два тела - сплетение роз.

Два тела, цветущих и выросших из

таких же корней и цветов.

И это не нео- и сюрреализм,

а просто - основа основ.





"""

Одежда помогает скрыть уродство,

а деньги – не стесняясь, покупать

иллюзии, любовь и превосходство,

но счастья – это в сердце благодать.

Я верю в то, что Бог живет в нас, в каждом,

и что страданье – путь в его страну

сквозь ячество, соблазн, расчеты, блажь и

сквозь страсть и боль, сквозь слабость и вину.





"""

Гляжу в глаза детей. Им не знакома

еще прохлада смерти вдалеке

и ощущенье жизни - после взлома

квартиры на бессмысленном замке.

Они - другие... Перед ними небо -

как мамин голубой и добрый глаз.

И тянется к нему зеленый стебель,

не стиснутый еще размером ваз.





"""

На женщине юбка и в небе звезда -

казалось бы, что еще надо?

Был изгнан я так же, как древний Адам,

однажды из райского сада.

Назад бы вернуться, но путь перекрыт:

то кривдой, то правдой обманут,

одет и обут я, конечно, и сыт,

но где ты, небесная манна?





"""

Тела людей, рабов своих привычек,

страдают от цепей и верят в чудо,

мол, между гор бетонных и кирпичных

придет к ним просветление, как к Буддам.

А в них живут – в нерукотворных храмах -

непознанные силы и стремленья

и сослепу толкают, словно маму -

детишки в ожидании рожденья.





"""

Я утром в сердце улей обнаружил,

В нём мёд течёт из сот, как кровь, безгласно.

Кому-то он, наверно, очень нужен,

но вот – стекает царственно напрасно.

Вокруг - в нарядах ярких – пчёлы, осы,

и пасечник, довольный, травит дымом…

Я утром обнаружил счастья россыпь.

Зачем же ты идешь упрямо мимо?





"""

Клише газет, партийные стандарты,

яд коммунальных склок и конформизма ложь:

слова - бесприкословные солдаты,

безжалостно кусающая вошь.

Поэзия, любовь, великодушье,

прощение и жертвенный экстаз:

слова - спасают душу от удушья

и открывают в сердце третий глаз.





"""

Раздавит клумбу пара шин,

расплющит в грунте хризантемы -

не жди напрасно от машин

сочувствия на эти темы.

Знай - трактор щедро дарит смерть

цветам, траве в полях росистых,

чтоб тракторист в сельпо успеть

смог за бутылкой серебристой.





"""

Воистину, воинственный устанет,

а нежный и спокойный – победит,

и поле брани сменит ласка спальни,

а смерть - ожог желания в груди.

Но сколько нас погибнет в бездне боя,

пока любовь счастливцев не спасет

из передряг, интриг и перепоев,

перечеркнув доверием расчет?





"""

Гранит, янтарь, рубины, бриллианты -

мы мучаем друг друга, ограняем,

то восхищаясь чистотой каратов,

то раня беспощадным, острым краем.

Сквозь пыль и щебень, и сверканье граней

мы обретаем форму, цену, имя.

И наши муки на большом экране

истории …  как стон рабов для Рима.





"""

Нету сил больше жить бесполезно, не так,

как хотелось бы жить… Прижимаются ветром осенним

платья женские к бедрам, как к небу трепещущий флаг,

и лежат облака, как в высокое царство ступени.

Я по ним восхожу, хоть и тянет в овраги и грязь,

я борюсь за клочки голубого и чистого неба,

потому что я знаю: судьба - неразрывная связь

меж тобою и тем, кем, по-счастью, ты все-таки не был.





"""

Дурачок, переспавший с девицей уличной,

мнит себя Аполлоном, богов избранником,

(впрочем, та, заедая мурашки булочкой,

называет его бестолковым чайником).

Так и модный историк, постигший якобы

и законы, и следствия (а не барышню!)

разъяснит технологию акта, лакомо

рассказав о деталях своим товарищам.







Философия в 4 строках



***

Мы выбираем судьбы сами,

Сизифом обхватив свой камень

и погружаясь в бездну лет

за ним, безжалостным, вослед.



***

Мираж искусства, холодок интриги,

трескучесть истин, имитаций грим…

Где путь, Творец, что от листочка фиги

ведет нас всех к объятиям твоим?



***

Современное общество - осьминог:

миллионы людей загребя в охапку,

позволяет дышать лишь по блату, в долг,

или тем, кто умеет "давать на лапу".



***

Горит свеча, мерцает ёлка.

В меня нацелена двустволка

красивых глаз. В них, может, пули.

А может, дули.



***

Шмелят шмели и осят осы,

и пчёлы пчёлкают цветы,

Я не хочу быть слишком взрослым...

А ты?



***

Всю ночь скрипят вокруг кровати.

Движеньем тел и душ объяты,

они - как доменных печи,

где руды плещут.



***

Язык! Могучий океан,

где зародились наши души,

ты нам дорогой главной дан

сквозь все соблазны душной суши.



***

Нас с детства учат: истина одна

и за неё, мол, надо насмерть биться,

а истина - как вкусы у вина,

как без конца крутящиеся спицы.



***

Чиновник и бандит слились в одно,

законы заменило право взятки,

и ходим мы в театры и кино

с реальностью, увы, играя в прятки.



***

Наше тело - живой иероглиф

в многомерном пергаменте мира,

неизвестного бога автограф

между клякс и бесчисленных дырок.



***

Друзей теряем, как тепло – Гольфстрим,

среди холодных вод бурлящий рьяно.

Но дружба, как аккорды фортепьяно,

смолкая вне, сильней звучат внутри.



***

В России часто крикуны

всех побеждают в шумных спорах.

Не потому ли на заборах

три буквы - векторы страны?



***

Вечность глубже перины. Святая правда.

Но перина нежней и доступней вечности.

Хоть немного побыть мы в обеих рады:

вольно мыслям в одной, а в другой – конечностям.



***

Не существует к будущему лоций,

лишь компас-сердце, что всегда с тобой,

и в бездне генетических колодцев

напиток, называемый судьбой



***

Неужели борьба против русского быта

и красивые сказки, и ложь без конца

моему поколенью с рожденья привиты,

словно маски к остаткам живого лица?



***

Есть в милосердии бальзам,

а в справедливости - похмелье...

В кандально-лагерном 'нельзя'

звучит и благовест прощенья.



***

Гудит типография в жарком чаду матерка...

Способен ли шрифт создавать, понимать или думать,

когда он ложится в ячейки стального станка,

как годы - в эпохи, а листья осенние - в гумус?



***

Был вселенною мамин живот,

новый мир нам открыло рожденье,

и за смертью, наверное, ждет

путь в иные совсем измеренья.



***

Что есть реальность? Что - обман?

Иллюзий - где владения?

Где - за границами ума -

рождается прозрение?





***

И за звезду свою держись



Лишь только редким человекам

дано в соблазнах не пропасть,

но переплыть их, словно реку,

и выйти, накупавшись всласть.



Нырнешь чуть глубже - и погибнешь,

не поплывешь - глотай слюну,

к тому же критика и имидж,

плюс - скрытый страх пойти ко дну.



Меж двух опасностей попробуй

найти удачный компромис,

толкни ногой сильнее глобус

и за звезду свою держись!





***

Время жмет, как ботинок





'Время жмет.'

Алексей Аистов



Время жмёт, как ботинок. Но только который не снять.

Не сменить на улучшенный, новый, красивый, удобный,

Время - это вокзал, где меняются люди и кладь,

И где сердце всегда очаровано или бездомно.



Мы по времени плотной толпою куда-то спешим,

Смотрим в спины других, ощущаем дыхание сзади,

Ожидания зал - это зал ожжиданий души,

устающей от тел, испарений и давящей клади.



Ждет душа, может, встречу, а может, счастливый билет

На единственный поезд, везущий по станциям счастья.

А вокруг предлагают табак или пару котлет,

Кинофильм или секс, или потные руки участья.



Время жмет. И вокзал вдруг становится пуст

и сжимается вмиг до размеров больничной палаты,

где разносится шёпот и ампулы с морфием хруст,

и пульсация сердца, а если точней - аппарата.



Нет, не стоило ждать! Надо сразу, билет оплатив,

Хоть куда-то отправится, сделать попытку, решится.

Ожидания зал - это отдых от зуда рутин,

это шаг в новый мир - либо космоса, либо больницы.













***

"Ты в тишине стоишь один,

Печалясь в сторону залива –

Самовлюблённый, молчаливый,

Надменный барин-господин."

Василий Тюренков



Итальянско-французское кружево

в отражении северных вод,

то лазурное небо, то стужею

превращенный в сугроб небосвод.

Кровь текла и страдания полнили

берега его улиц, квартир,

потому что считал себе Кромвелем

даже самый плохой командир.

Потому что блокадами разными

город пытан, на крест вознесён,

с отраженьями невскими, ясными

в цепи набережных заключён.



Чудско-финское, русское 'пО фигу!',

когда мучают, лгут или бьют,

и когда подчиняются окрику

теливизор, учитель и суд.

Не видны под декорами сваи нам,

и не слышен за пафосом стон,

что от центра кругами к окраинам

пробегает за гладью окон.

Но зато купола да гранитные

берега, лабиринты мостов

отзываются гулкими плитами

в такт твоих судьбоносных шагов.



Человек, как ты мал перед зданием,

как ничтожен пред городом ты,

вдруг явленное миру создание

из энергии, боли, воды!

Волей создан ты тоже незримою,

ограничен количеством дней,

ты считаешь отчизной родимою

эхо ставших музеем камней.

'Я' и Город. В воде отражения,

шум листвы и разгон перспектив

меж гранитов его заключения,

там, где 'я" превращается в миф.













***

Сухой обмылок, желтое письмо,

забытые альбомы фотографий,

в комиссионку сданное трюмо,

пронзительность могильных эпитафий....



Всю ночь в окне сверкали сланцы льда,

сплетались ветви в освещенной раме...

И ты, смеясь, сказала мне тогда,

что я самовлюбленный и упрямый.

А я был глуп и не подозревал,

что мыло быстро смоется в обмылки,

что пожелтеют письма и провал

во времени поглотит фотоснимки,

что в магазин отправят зеркала,

где ты в нарядах Евы отражалась

(а мы с тобой делили пополам

их плоскости, как две воображалы).



Стою на кладбище... Гуляет ветер вдоль

аллей и горла, лезет мне за ворот.

И снег метет в глаза и тает в соль.

И покрывает обречённый город.







У океана



Ты стоишь у океана,

пляж - река сквозь даль веков.

По небесному экрану -

молоко из облаков.



Ветер платьем тело лепит,

словно догола раздел,

увлекает ткани трепет

за очерченный предел.



А у щиколоток волны,

словно всполохи огня,

и песчинок миллионы

обещают путь до дна.



Небо, волны, пляж и ветер,

крики чаек, горизонт,

пробегает мимо сеттер,

накренился пляжный зонт.



Солнце вспыхнуло в ресницах,

заиграло в волосах,

привкус кофе и корицы

отозвался на губах.



Запах водорослей, моря,

крови гул и парусов...

Закричу тебе я: 'Sorry,

кофе к завтраку готов!'



23/10/2016





***

Я с горечью о Блоке думаю

и той красавице во рву,

что спит, пока грохочут пульманы,

уже лет сто, как наяву.



Она лежит во рву некошенном,

пока мелькает Русь в окне

и тиражом стихов размноженный,

ров разрастается в стране.



В него ведут людей - приканчивать

аристократов, кулаков,

сгружают трупы ночью мрачною

из кузовОв грузовиков



А он змеится, расширяется,

уже Россию обхватил,

и пьет страна над ним за здравницу

средь свежевырытых могил.



Я часто думаю о Блоке и

о силе образа и слов -

о тех метафорах, где боги мы

и все наследники отцов



Одних и тех же... Но придуманным

и лживым мы разделены

и в нами выдуманных пульманах

увезены в чужие сны.





***

И за звезду свою держись



Лишь только редким человекам

дано в соблазнах не пропасть,

но переплыть их, словно реку,

и выйти, накупавшись всласть.



Нырнешь чуть глубже - и погибнешь,

не поплывешь - глотай слюну,

к тому же критика и имидж,

плюс - скрытый страх пойти ко дну.



Меж двух опасностей попробуй

найти удачный компромис,

толкни ногой сильнее глобус

и за звезду свою держись!





"""

Почему не ложиться в кровать с первым встречным,

если можно обнять его жарко за плечи?

Почему не отдаться тому, кто красив,

на огонь синих глаз ночь ресниц опустив?

Потому что границы нас делают нами,

Потому что сжигает желания пламя,

потому что найти свою точку отчета

можно только лишь выбрав однажды кого-то.





***

Ты так красива, так нежна, порочна.

Я лотос, льнущий к нежности колен.

Мы две мечты в оправе этой ночи,

две плоти, потерявшие свой дзен.

Нам не вернуть невинного покоя:

сплетая судьбы в общую одну,

обречены обнявшиеся двое

сплавляющему, жаркому огню.



***

Я обожаю Ваши волосы.

И Ваши руки. И глаза.

И тайны тела, тембры голоса.

И всё, о чем сказать нельзя.

Я слышу, как Шопен невидимый

звучит ноктюрнами в душе,

когда я сам себе завидую

на самом нежном вираже.



***

Утоли жар и жажду, ожог желания

излечи, родник!

Был до крови в скитаньях своих изранен я

и к тебе приник.

Отпои меня лаской влюбленной, тихою,

смой страданье, боль.

Награжден с лихвою был, верно, лихом я,

а теперь - тобой.



***

Русских, много ли нас? Кто не спился, кто выжил, кто знает,

что собакою власть, подойди лишь к хозяину, лает,

что березки, цыгане, платки расписные, матрешки -

лишь узоры мороза на русском таежном окошке.

Христианских детей, нас не много, любви присягнувших.

Может, правды другие разумней и кажутся лучше,

но куда нам теперь без распятого образа в сердце -

нам, кто помнит Гулаг, Хиросиму, Катынь и Освенцим?





***

Я хотел бы гордиться тобой, целовать жемчуга твоих слез

и шагать за тобой через все испытанья упрямо,

я родился среди кумачевых знамен и берез,

я в наследство Гулаг получил и бассейн в основании храма.

Ты мой компас, мой вектор... Меняется все пусть вокруг,

пусть тебя то распнут, то обманут, то мучают, то обольщают,

ты выходишь невинной и чистой из сгнивших, карающих рук,

улыбаясь всем нам и мучителей глупых прощая.



***

Я не люблю обьяснений, причин и резонов:

льстивы они, ибо выбор - зависят от нас.

Есть только факты, восторги, стремленья и стоны.

Есть только ненависть, жалость, любовь и экстаз.

Да и о правде, признаться, я низкого мненья:

где эталон, постоянство и мера ее?

Главное - наши стремленья. А наши сужденья -

вне наших действий - химеры. И все.



***

Пусть мозги отравляет разврат,

прячась в теле красивом и слове,

но достаточно глянуть назад -

на Россию, залитую кровью -

и, как Рим, прорастет сквозь века

век страданий, чья мощь – наша сила…

Но безврем'енье, словно река,

нас несет и уносит в могилы.



***

В любом из нас душа хранит

огранку жаждущие грани,

но прячет быт, как кемберлит,

потенциальное сиянье.

Так ископаемое ждёт

руки внимательной и сильной...

А время, знай себе, течёт

гудками длинными в мобильном.



***

Один сказал великий казуист,

свобода – это, мол, необходимость.

Великий интриган добавил – мнимость.

А третий, молчаливый, был чекист.

И около двух сотен миллионов

теперь свободны так, что мрут и стонут,

не в силах разобраться отчего

в стране царит сегодня быт и ё…





***

Античные герои и красотки,

ваш мир, как сказка, манит и зовет,

но шелестят надменно пятисотки,

эпоха всех берет нас в оборот.

Захватывают цифры и расчеты,

и мания успеха... Только в ней

нет ни любви, ни счастья ни на йоту,

а вместо Зевса царствует Кащей.



Уже не миф, не сказка, не легенда

дарует душам катарсис в наш век,

но кинофильм порой на грани бреда,

который бы не понял древний грек.

Азарт видеоигр и напряженье

даст сто очков реальности вперед:

нажал на кнопку и айтишнный гений

тебя сквозь смерть по уровням ведет.



Но много ли различья в миг предсмертный,

будь ты в хитоне, в рвани иль в Диор?

Положат на носилки ли, в карету,

иль труповозкой вывезут как сор?

Важнее тут скорей, какие руки

какие взгляды провожают и

блаженство наполняет или муки

последний раз обьем твоей груди.



Зачем ты жаждал разных наслаждений

и любящих тебя не понимал?

Зачем ты возводил всю жизнь, как Ленин,

накал страстей своих на пьедестал?

Под хлороформом боли и желаний

зачем по лабиринтам ты блуждал?

Античный мир - мир сказок и ристаний,

а современный - фэнтэзи и жал.



Но смертны мы везде и все плутаем,

среди легенд, интриги и реклам,

и выручает снова Навсикая,

наперекор крушеньям и штормам.

И все-таки, в отличье от античных

героев, христианский идеал

способен в нас открыть не только личность,

но и к богам ведущий виртуал.



Не на экранах, не нажатьем кнопки,

а путешествием в себя - туда,

куда не попадает хитрый, робкий,

бессильна где всемирная орда.

Там только мы и Боги. И ответы

на все вопросы, и яснЫ пути.

Где жизнь рекой впадает мирно в Лету

и продолжает Лета нас нести.



***

Красотка красит губы, пахнет кофе,

машины приручённые ворчат,

И дворник, как заправский Мефистофель,

бросает гравий в ловкого грача.

Платаны тянут ветви сквозь решетки,

лист крУжится, по воздуху скользя,

и падают из неба в сердце нотки,

как капли лучезарного дождя.

Прислушайся!... Пусть смерть стреляет где-то,

пусть пули-дули в цель свою летят,

здесь, на границе вечности и лета

бутоном розы стал боезаряд.



Я может быть вернусь туда, где холод,

где страх ползет волной по позвонкам,

где мозг пронзен бездушием иголок

и перед взглядом мусор или хлам.

Но не сейчас. Мгновение, замри же!

Дай в щелочку твою пройти насквозь,

как луч проходит тьму, веселый, рыжий,

как древесину режет звонкий гвоздь.



Позволь остаться между роз цветущих,

средь мирных звуков, запахов и глаз

хоть малой частью, но - недостающей,

той, без чего бесмысленен рассказ...



Зашелестело в воздухе, и пули

просыпались цветами на кусты.

И божий раб, родившийся в июле,

свое предназначение постиг.





10/10/16







***

Плоть трепещет, пульсирует, жжёт,

и в её чернозёме могучем

разрастается сад-огород

под охраной шипов и колючек.

Там и сладости, там и борьба

с сорняками, ворами и ленью...

Только что он мне весь без тебя -

урожай, предназначенный тленью?



Я один перед сотнями дул

обязательств, соблазнов, обманов,

без тебя я от них не уйду,

я мишенью им легкою стану.

А с тобой, как на шаре, взлетим

над капканами и западнями...

Огород? Нам земля станет им,

если вспыхнет взаимное пламя.







***

Я не ищу в мадоннах Ботичелли

капризность за изящной красотой,

инертность камня - в кружеве Расстрелли,

в шопеновских ноктюрнах - нотный строй.

Как и не ждy я чуткости душевной

от нищих, от лакеев и господ...

Жизнь раздает живущим - ежедневно! -

по вере от бесчисленных щедрот.



Так я считал... Как я хотел быть мудрым!

Но жил среди игрушек заводных

и тыкался губами в перхоть пудры

и получал то в морду, то под дых.

Россия, мать! Как ты разнообразна

в иллюзиях, обманах и клише,

и спрятать пустоту удобно фразой,

как пояса шахидские - в плаще.



Я не ищу... Но как же одиноко

так не искать и жить наперекор

действительности, наглой и жестокой,

где процветают лицемер и вор.

Одна надежда - на друзей и близких,

на то, что сможешь сам вокруг создать...

Жизнь раздает ириски да сосиски,

Дай, Боже, мне любовь и благодать!







***

Звуки скрипки поют про утраты и

про Освенцим, Лубянку, Гулаг,

про погибших, чьи души, как статуи,

и у каждой в руках - белый флаг.

Их кредит проживаем небрежно мы,

будто шубу с чужого плеча,

вдоль по русской земле по заснеженной,

под «навзрыд» и печаль скрипача.



И за яркостью фильмов и выпивки,

за теплом коммунальных квартир

все мне видится блещущий выправкой

краснощекий такой конвоир.

Он по льду гонит в лагерь товарищей

и не может понять отчего

соленеет на воздухе варежка

от дыханья простого его.



А товарищей как мясорубкою

затянуло и рубит в куски,

и жена конвоира под шубкою

ждет мужской незнакомой руки.

И вижу, как статуи медленно

наступают на хрустнувший лед,

как водою, холодной и пенною

конвоира под камни несет.



Растворяется флаг в белом облаке,

превращаются статуи в птах

и под красным велюровым пологом

конвоиршу насилует страх.

Кто у них в результате появится,

я не знаю и знать не хочу...

И пока выпивают все здравицу,

в память всех убиенных молчу...





****

Проснешься утром - темнота,

день съежился как будто,

из календарного листа

плывет лодчонке утлой.

Дождит вокруг, и капюшон

да зонт закрыли лица,

и хочется поспать еще

иль с милой порезвиться.



Но нет, вставать уже пора,

уж время гуглит в душах,

течет сквозь створы сонных рам

и затопляет сушу.

В его прицеле все. Поток

уносит лица, вещи,

незримый, в сердце времясток

от струй его трепещет.



Вчера, сегодня... Акварель

размыта кистью мощной,

Дождем уносит карусель

и открывает мощи...



Я потянусь еще разок

под одеялом рванным,

и, поднабравшись неги впрок,

из праха снов восстану.





5.10.2016





***

Что ты рассказываешь, море,

когда ты в берег бьешь волной,

песчинками своих историй

шурша у бездны мировой.



Хотел бы я понять язык твой,

услышать саги лет былых

среди камней - твоих реликвий -

спокойных, мудрых и глухих.



Я знаю в этом звуке спрятан

рассказ о мире и о нас:

страданья Понтия Пилата

рождение племен и рас.



Возникновенье протоплазмы,

метеоритов фейерверк,

сквозь муки родов и оргазмы

идущий к смерти имярек.



Всему приходит час - растая

среди живых и мертвых вод -

шуметь о прожитом, кристалом

сиять, взлетая в небосвод.



Придет пора - я тоже стану

героем шопота волны,

поющей вечную осанну

над синевою глубины.



***







***

Московский июль – итальянский сезон,

забыты морозы и вьюги,

и если, действительно, жизнь – это сон,

он слаще - в объятьях подруги.

Жара опьяняет не меньше, чем ром

в портах штормовых одиночества.

Любовь - из империи 'надо' паром

в республику 'можно' и 'хочется'.



***

(Сирены)



Не морочьте мне больше мозги

не залазьте мне в тело и душу,

среди вечной идейной пурги

не шепчите пронзительно в уши,

что могу я и что не могу,

что я должен и что я не должен,

я от вас непременно сбегу,

как бы ни был побег невозможен.



***

(Новогоднее пожелание)



Пока из неба сыплются снежинки

и в теплоте ладони тают льдинки,

сверкнув мечтою в солнечном луче,

загадывай желанья и вообще

дерзай взглянуть в себя, чтоб из пучины

надежд, желаний, всякой чертовщины им

извлечь судьбу, её секрет и код,

и он придет, счастливый Новым Год!



***

Яни с Инями, Дао, улыбка Януса,

сладострастье Венеры, безмолвье Будды…

Между культами и подчиненьем фаллосу

выбор часто опасно труден.

Атеисты хвалятся, мол, всё знают, но

прикрывают ложь свою фейерверками,

а живут - приглядись! - в суете и маятно,

по поверхности бегая водомерками.



***

(Свадебное пожелание)



Пусть скептики твердят насмешливо:

брак, он и есть всегда, мол, брак,

я вам желаю счастья грешного

с небесным и душевным в такт.

Любовь шампанским пусть искрящимся

течет в бокал судьбы, мечты,

и близость нежностью щемящею

вас причащает у черты.



***

Разве можно спастись от летящих пуль,

от иллюзий, обмана и просто дуль?

Ты - мишень на яру, и со всех сторон

их, смертельных и ранящих, - миллион.

Пусть летят эти пули, пусть люди лгут,

они целят вообще, а не точно грудь,

да и магия жизни сильна, стрелков

обрекая на промах и сбой курков.



***



Сердце - это театр, где свои права

и законы, чья правда всегда права,

даже если заявишь, мол, это блажь,

погружаясь в словесный, пьянящий раж.

Кто ты в этом театре? - Простой суфлер,

музыкант или, может быть, режиссер?

На подхвате рабочий, актер, кассир?

Кто ты - там, где божественный виден мир?



"""

В небе звёзды - космическая роса.

Был с рожденья расп'ят я земною властью.

Только крест мой – как взлётная полоса,

и с него - небеса ничего не застит.

Ароматы вдыхая садов и слов,

обреченный на гвозди в ступнях, в запястьях,

вынимаю из сердца я свой улов -

в створках боли сверкающий жемчуг счастья.





"""

За жаждою тел – то покой, то сияние

блаженно баюкает нас,

и вдруг сокращаются все расстояния

до со-притяжения глаз.

Домашнею кошкою время мурлыкает,

и в синем окне между рам

фонарь молчаливо жонглирует бликами,

завидуя нам до утра.





"""

Вновь пафос торжествует. И язык,

как булочник, штампует плюшки, сдобы.

А кто в России этим не привык

кормить свои желанья и утробу?

Политик, журналист и бизнесмен -

довольны... А другим, с душою русской,

что остается? - Время перемен,

запой и драки, бабы да кутузка.





"""

Я тебя стараюсь приручить,

превратить в ребро своё... В постели мне

без тебя - как в церкви без свечи,

как огню меж мокрыми поленьями.

Но и ты стремишься, чтобы я

сказочным драконом (но с ошейником)

все твои желанья исполнял,

замирая ждущим ласки пленником.



==========================

"""

Красоту и опору мы искренне ищем друг в друге,

но находим игру интересов, расчеты, обман...

Только книги одни - сквозь века - постоянны, как слуги,

словно в сельской киношке наивный и добрый экран.

Там иллюзии ч'ерпаем да идеалы – наркотики,

что спасают от боли, пронзающей сердце тоски...

Мы ныряем в высокое, словно в соблазны эротики,

и в минуту отчаянья пулей дырявим виски.



Так случатся часто. Но все же быват другое:

раскрываются дали в касании рук или глаз

и рождается счастье и смысл за всемирной игрою

неприкаянных тел и пьянящих соблазнами фраз.

И тогда все меняется. Жизнь превращается разом

в непрерывный поток ярких радуг, загара дождя...

И уходят трагедии, страхи, обманы и сглазы,

словно тяжесть заторов и панцирь холодного льда.







"""

Нет в людях веры и покоя,

везде надрыв и пафос, страх

и прах иллюзий - под рукою

судьбы на игровых столах.

Что раньше было и что будет -

не разобрать: мы все живем

в кругу рулетки многолюдной

в одной компании с жульём.



В одной компании с убийцей,

иудой, бл.дью, палачом...

Не от того ль так просто спиться

в горячих спорах ни о чем?

Соц- и подобных с ними измов

атеистический кулак

то плющит души в атавизмы,

то загоняет их в Гулаг.



В одной компании с бездушным,

с пронырой, дурой, подлецом,

Ролям придуманным послушны

и с бытием заподлицо...

А может быть, все это только

лишь временный дивертисмент?

Глоток прозрачной русской горькой,

когда любви и счастья нет?





==================================



"""

Скрыт от взглядов людских лабиринт

с кроважадным, слепым Минотавром,

где История прячет, как Крит,

смерть и ужасы - в солнце и лавры.

Бродит в странствиях дальних Тесей,

Ариадна лежит в колыбели,

и чудовище жадно гостей

ждет во мраке своих подземелий.



Хочешь пей, хочешь пой и пляши -

за углом, поворотом, за дверью -

ждет внезапный, как вкус анаши,

спуск и путь сквозь озноб подземелья.

Кем ожешься ты в темноте?

И спасёт ли герой герой легендарный?

Или станешь набором костей

в ненасытной утробе кошмара?



===========================





"""

Соблазн и счастье так похожи,

Как будто кони-близнецы,

Скачи ли вдаль, сжимая вожжи,

Держи ли, резвых, под уздцы,

Один доставит в княжий терем,

Другой - в болото заведет...

Пойди, попробуй, не поверь им,

пойми, где ангел тут, где - черт.



***

Был я сапиенс хомо, из рая изгнанный,

как и все, что спешат вокруг,

но меня окропила ты счастьем - брызгами

нежных глаз и влюблённых рук,

окунула в купель тайных чар, настоенных

на корнях и плодах любви,

и я стал твоим верным и страстным воином

в битвах с кознями се-ля-ви.



***

Слова, обманов очевидцы,

легко невинных соблазняют,

свои подкрашивают лица,

в куст соловьиный увлекают.

И там со страстью плагиата,

сняв платья смыслов и иллюзий,

дают им всё, чем плоть богата,

когда её лишь видит юзер.



=================================



***

Идешь по листве и шуршишь от души,

увязши ногами в шуршанье,

Здесь, в шорохе листьев, уже не слышны

щемящие скрипки прощаний.

Движения неба, людей и машин,

шум, шепот и шелк нашей речи -

как будто шуршанье по гравию шин,

как эхо сердечной картечи.



В шуршании слышен хруст веток и стук

дверей в опустевшем жилище,

и шорох травы и ласкающий звук

воды, шебуршащей о днище.

И словно на лодочке хрупкой, влеком

потоком звучаний негромких,

ты здесь и ты словно уже далеко,

скользя по невидимой кромке.









***

Яни с Инями, Дао, улыбка Януса,

Магомет и Венеры, безмолвье Будды…

Между культами и подчиненьем фаллосу

выбор часто бывает не прост и труден.

Атеисты хвалятся, мол, всё знают, но

прикрывают ложь свою фейерверками,

а живут - приглядись! - в суете и маятно,

по поверхности бегая водомерками.



Плоть с одной стороны, а с другой - учения,

виртуальные тождества, оппозиции...

Между жаром в трусах и полночным чтением

до легенд вырастают порой амбиции.

Яни с Инями, Дао, улыбка Януса,

Магомет и Венеры, безмолвье Будды…

Раздувается в теле незримым парусом

наша воля, влекущая сердце к чуду.





***

Как ракушка, поёт колодец старый

В заброшенной деревне на Оке,

и ночью отражаются Стожары

в его полуразрушенном окне.



Наклонишься над ним и слышишь эхо

всех вёдер, коромысел и бадей

в оправе женских выдохов, вскриков, смеха -

прошедших и давно забытых дней.



Давно оброс он мхом и сорняками,

Ещё чуток - обрушится, прогнив,

и завершится там, в глубокой яме,

ещё недавно радостный мотив.



---

Умирают люди и деревни,

страны, города, материки....

И возможно это самый древний,

самый неизбежный алгоритм.



И приходит полное забвение,

запустенье, тишина, покой,

камни и безмолвные растения

затопляют прошлое рекой.



Возникают люди и деревни,

страны, города, материки....

И возможно это самый древний,

самый неизбежный алгоритм.





----

Как хорошо забыв о ноше дней,

повисшей рюкзаком забот на сердце,

и сняв ее устало у дверей,

шагнуть к камину яркому погреться.



Горят, стреляют жаром не дрова -

пылают на камнях пространства годы,

искрятся и поют, гудят слова,

слагаясь то в катрены, то в кроссворды.



Там, в пламене, - любимая видна,

друзей улыбки - тех, кто изменили...

Реальность переходит грани сна,

срастаются с иллюзиями были.



Черемуха цветет, алмазы рос

теряются в оранжевом напеве,

и Буратино тыкает свой нос

в объятья усмехающейся деве.



И хочется Мальвине нежных слов,

она - струна, натянутая звонко

меж низких и возвышенных колков

с душою нераскрывшейся ребёнка.



На звездном небе - шрамы крон и крыш,

в туманной дымке - плеск волны о днище,

и в Темзе отражается Париж,

и нищий водку пьёт на пепелище.



И молодой, красивый, сильный Бог

зовет к себе, протягивая руку,

но не пускает огненный порог,

грозя поджечь бумажник, юбку, брюки.....



Как хорошо уйти от ноши дней,

на сердце рюкзаком забот висящей,

расплавив будни в призрачном огне,

горящим на границе с настоящим.





****

Самый важный выбор



Утверждать легко, что порочен князь,

и что правда - колода карт,

и что пачкает белые брюки грязь,

и на смерть обречён Сократ.



Что идут на закланье мильоны нас,

аки агнцы, поверив тем,

кто умеет направить бурленье масс

подтасовкой идей и тем.



Да, конечно, нас в джунглям инстинкт ведет,

во дворцы современных благ,

но рекою души нас уносит плот

в мир, где каждый и друг, и брат.



Где достаточно сердцем любви черпннуть,

и от счастья поет в груди,

и уже не критичны ни грязь, ни жуть,

словно в паводок глыбы льдин.



Видно, всем нам даны испытанья, и

каждый может себя познать,

возмущаться иль выбрать путём своим

благодарность и благодать.





***

Лежит меж стен нагих пространство,

как бессловесный циферблат,

чьи стрелки встали безучастно

лет надцать, минимум, назад.



Когда крутились шестеренки

меж красок, ватмана, холстов,

а мы, мальчишки и девчонки,

звенели строчками стихов.



И было в это время всем нам

едва ли двадцать полных лет,

не Отдали еще мы семьям

в судьбе своей приоритет



Мы просто жили все.. И даже

сомнений не было ещё,

что каждый, с возрастом уважен,

оценён будет и прощён.



И я, упрямый и счастливый,

делил с тобою нищету,

и к нам заглядывал ревниво

фонарь, замерзший на посту.



Опорой мы друг другу были -

горсть искр во тьме советской лжи.

И ты меня тогда любила

всей силой тела и души.



***

Сквозь пелену пульсирующей боли,

над бездной приближающейся смерти,

смотрел он под палящим звонким солнцем,

как мать рыдала, как солдаты шумно

играли в кости на его хитон...



Почти нагой, приколотый гвоздями

к тяжелому и свежему кресту,

он пить просил, но только мерзкий уксус

на грязной губке на копье, с усмешкой,

давал ему беззлобный солдафон.



А рядом был ещё один распятый,

тот всё кричал, что раз он Бог, то должен

спасти их, и ругался непристойно,

и хохотал, и плакал, и безумно

вращал белки больших и красных глаз.



И третий был распятый - причитая,

тот говорил орущему: "Опомнись!

Все трое мы как братья перед смертью..."

И было видно, как под клетью рёбер

все более впадал его живот.



Сверкало солнце, мать с сестрой обнявшись,

устав рыдать и сжав друг другу руки,

смотрели на него, но мир двоился,

детали пропадали, оставляя

лишь силуэты - их и Иоанна.



Да, и Марии верной... Покидая

их всех в юдоли, боли, он уже

почти не мог дышать, удары пульсы

все медленнее слышались и в ранах

пылал пожар и мерк знобящий день.



Туман сгущался, пропадали звуки,

реальность исчезала и внезапно

тоннель возник из мрака перед ним.

И как в разрывах туч вокруг тоннеля

мелькали удивительные вещи:



Аеропланы, рыцари, фрегаты,

концлагеря, расстрелы, небоскребы,

автомобили, ноги в мини юбках,

парады войск и волны транспарантов,

твоё, читатель, тихое лицо.



***

Весеннее солнце



Нежен крокус в газоне и солнце светит,

Тело в ласках весны, словно слово в нете,

как нарциссы под сенью разцветших яблонь,

как поющий в кустах непролазных зяблик.



Прелость листьев, апрельский пьянящий воздух,

сердцу кажется вновь: ничего не поздно

и что все вперёди, и в набухших почках

вновь рождается космос, живой и срочный.



Только дуб, как и прежде, угрюм и мрачен,

словно в холод прошедший глядит незряче,

но известно: оттает и он, могучий,

и его расшевелит волшебный лучик.





***

Разве можно спастись от летящих пуль,

от иллюзий, обмана и наглых дуль?

ты - мишень на яру и со всех сторон

их, смертельных и ранящих, - миллион.



Сердце - это театр, где свои права

и законы, чья правда всегда права,

Даже если заявишь, мол, это блажь,

принимая за смысл суету и раж.



Кто ты в этом театре? - Простой суфлер,

музыкант или, может быть, режиссер?

На подхвате рабочий, актер, кассир?

Кто ты - там, где божественный виден мир?



Пусть летят эти пули, пусть люд