Автор: Учитель Николай





Его тетради – а их больше десятка – до сих пор пахнут подвянувшим чемоданом и сыростью подвала.

Если бы их прочитали в Солгинском те, кому за пятьдесят и даже за шестьдесят, то почти каждый узнал бы о себе что-то, нашёл страницы, посвященные и ему. Сотнями «солгарей» насыщены хроники Колькиного дневника, сотнями событий, курьёзов, происшествий, праздников, трудовых будней, безобразных пьянок и послепохмельных воскресений. В них – стихотворения Ситца, как мы его любовно кликали. В нём его «вечная любовь» – Таня Хохлова и замечательное стихотворение «Звёздочка» как гимн любимой девушке. В нём – живописные и не всегда лицеприятные портреты ещё живущих на земле земляков. В нём – любимые книги и авторы Николая Ситчихина, его спортивные кумиры и любимые фильмы.

Его почти двадцатилетний труд – очень своеобразная летопись комбината, жизни его людей. И мне она куда дороже замороженных строчек краеведов… В дневниках друга – сама жизнь, его живое трагическое дыхание, застывший слепок умирания посёлка и людей, всегда оживающий, как только прикасаешься к корочке дневника и скользишь глазами по его аккуратным и выверенным буквам, писанным пастиком.



Когда я узнал симпатичного, цыганистого на лицо паренька, с переломанной ногой? Не помню. Знаю только, что появился он позже в нашем дворе, когда была построена новая пятиэтажка и когда наши привязанности в дружбе почти не имели вакансий. И как-то мало мы с ним пересекались.

Всё переменилось в 1983 году, когда летом, после Слободчиковской «педагогической поэмы», я вернулся на родину и уже год отработал в Хозьминской школе.

Добирался я до малой родины на велосипеде через глушь Есютино. Вот тогда-то и приметил моего «железного коня» Колька, который из-за своей нерабочей ноги с велосипеда не слезал почти, и меня самого, конечно.

О чём был первый разговор наш – не помню совсем. И как мы сошлись – тоже не совсем понятно.

Ведь если где в мире сыскать некий золотой эталон флегматика, то Колька удивительно совпадал бы с ним. Ложку с супом до рта он нёс минуту!

Искалеченная врачами донельзя нога привила ему невозмутимую неспешность движения и разговора. Так же, как и ложку с супом, он нёс собеседнику порцию медленно сказанного слова. Которого же, однако, никогда зато не расплёскивал, – а рассказчиком Колька был великолепным.

А я? Легкомысленное нагромождение сангвиника, холерика и меланхолика! Хаос! Перпетум мобиле…

Но –

«Они сошлись: волна и камень,

Стихи и проза, лёд и пламень»

Моё беспокойное перемещение по области, желание ездить, узнавать, страдать на вокзалах, заводить новые знакомства, видеть новые места совпало с лёгким бременем привязанности Кольки к велосипеду.

Искра вспыхнула, и началось.



С тобой в мой дом «въезжает» простота.

Она вне лжи – естественна и цельна.

Я тоже к ней стремлюся беспредельно,

Но это ж от природы! Чистота!



И праздник в дом приходит за тобой.

Тот праздник тих – без жестов и ломанья.

Он двух сердец привычное слиянье,

Он – скромный дар, дарованный судьбой.



И сдержанны объятья у дверей,

А то и просто так – рукопожатье.

Не родственники мы – по духу братья.

И впереди немало ярких дней.



Дороги в дом привозишь за собой.

Мы оба их за радость жизни любим.

Они – наш свет среди привычных буден,

Они – бесценный дар, дарованный судьбой.



И свежесть чувств врывается в наш дом,

И мир чужой зовет, манит, тревожит.

И сердце не червяк сомненья гложет –

Надежда года поселилась в нем!



Это моё редкое стихотворение, не совсем удачное, посвящено Кольке, нашей с ним дружбе, ожиданию его и дорог…