Автор: Легас Волк





Солнце ещё не взошло, а утро

Всё укрыв накидкою тумана,

Красовалось высью чудной

И росу в траве считало.



А по лугу до борка далёкого,

Стороной минуя выселки,

Парень роста невысокого

Тараторил рифмы песенки.



И шагал без направления, –

Дело было не в диковину,

Лишь одно смешное настроение

Уводило лихо в сторону.



И, вдруг, всхлипнул жалким голосом

Кто-то в той сторонушке,

Где вдоль поймы речки Ржавицы

Забивали в землю колышки.



Забивали, чтоб с капканами

Не сходили в место дальнее

Ни медведь, ни волк, а с ранами

Убивались здесь в стенание.



А на тропках след невиданный

Наблюдался взгляду зоркому –

Рысь вела свой почерк вычурный

И прошла по месту мокрому.



То ли был он сил немереных,

То ли в случай понадеялся,

Не сбирая мыслей временных,

Он отзывчивым вдруг сделался.



И, пригнувшись, с осторожностью

Наступал в траву шуршащую,

Чтоб своей великой сложностью

Не спугнуть ту тварь стонавшую.



А, увидев всё, замешкался,

Покатило дыбом волосы, –

Там жернов лежал от мельницы,

Его скрывали ивы поросли,



А у жернова, измучившись,

Примяв траву окружную,

Рыдала голой девица

На гибель неминучую.



И пальцами своими трогала,

Издыхая звуки горечи,

Два холодных полуобода

Капкана лихоимной сволочи.



Не разомкнуть ту пасть железную,

Ещё прикован на цепь к камню,

Всё гложет ножку нежную

И выжимает кровь на рану.



Испугалась дева шороха,

Обернулась, сразу в бой стоит,

А он с открытым ртом, без продыха,

На красоту её заворожён-глядит.



Да опомнился ко времени, –

Ухватил руками ловкими

Весь порыв остатков сил немеренных,

На последний миг ей подготовленных.



И в объятиях его, пленённая,

Чувств своих лишилась девица,

А природа недовольная

Всё сильней туманом сердится.



Положив её на травку мягкую,

Осмотрел он ножку хворую,

И душегубца челюсть ржавую

Разжал, нажав пружину твёрдую.



И вырвал кое-как с кореньями

За цепь, и юдо кинул в воду,

Чтоб не тревожится сомненьями

Туда, где в речке нету броду.



И поднял девушку в руках своих.

Куда нести, не ведает.

Да, только к выселкам большим

Идти тот след советует.



И нет в траве других следов,

Лишь им оставленный и рысью.

Не уронив ненужных слов,

Он в путь пустился с мыслью.



А ноша лёгкая на вес

И люба взору её нежность.

Да, только, сперва дика рысь

И смертельна всякая небрежность.



Тут д;вица очнулась и давай кричать,

И силы напрягает вырваться,

Нет слов его и может не сдержать,

Коль долго станет рыпаться.



И выдохнул он гулко: «Ну, хорош!», –

Сдавив руками её тело,

Да так, что в жилах его дрожь

Напряжением хрустела.



Она ослабила порыв

И тут же сразу присмирела,

А свой зелёный острый взгляд

Ему в глаза вонзить хотела,



Но, растерявшись, опустила взор.

Тут боль напомнила о ране…

Она тихонько попросила: «Подожди!

Дай мне ступить ногами».



И он на земь спустил её.

Не получилось сделать шага,

Хоть всё земное бытиё

Ей откровенно помогало.



Но помогало, видимо, в другом –

Не отходить от Рока…

Уж солнце встало над землёй,

Засвистел пастух далёко,



И туман под солнышком редел,

Зажужжали пчёлы.

Он спросил: «Куда тебе?

По какой дороге?»



И опомнилась она, –

Ведь дорог не видно,

А по рысьему пути

Запетляешь сильно.



Пальцем смело указала

Направление: «Туда!» –

И сейчас же посмотрела

Первый раз ему в глаза.



Тут явился ей мгновением

Изумрудный давний сон,

И в испуге, с сожалением,

Испустила дева стон.



Но, не смела говорить

Об увиденном она

И умело притворилась, –

Подкосилась на ногах.



А он глазом не моргнув,

Подхватил её,

Только в сторону шагнул

В равновесие своё.



«Дай рубаху мне твою,

Прикрою своё тело.

А то надумают чего

Пустословы смело».



Посмотрел он на девицу

И задумался мгновением:

«То рубаха-вышиванка

Будет откровением!»



Да не время думать долго

Коли в помощи нужда.

Развязал свой пояс тканый,

Снял рубаху он с себя.



И укрыла в ней девица

Свою девичью красу…

«Да, ты в ней совсем утопла!

Всё, не ёрзай, понесу!»



Туман уже опал и воздух,

Как линза отчеканил силуэты,

А звук запаздывал, как пух,

И затаил в себе секреты.



И в этих выселках как время встало, –

Никто из дома не выхаживал,

И всё кого-то будто ждало

И лишь сосед в окно поглядывал.



Поднялся с ней он на крыльцо,

Она ж его остановила

И жарким выдохом в лицо

Спустить на пол просила.



«А сам меня здесь подожди!» –

Открыла дверь и скрылась в сени,

И он глядел как вдоль стены

Хромают её тени.



Забылся он, смотрел окрест, –

Всё ожило – он заприметил, –

И птицы послетали с прежних мест,

Подул легонько свежий ветер.



А через время вышла медленно она

В расшитом модрым сарафане,

В одну к;су волосы сплела

И с обережком на гайтане.



«Благодарю тебя! – и подала рубаху, –

Как называть тебя, скажи!»

А он спиной стоял и обернулся сразу.

Но не на тихие её шаги.



И снова будто потерялся, –

Обычностью и красотою поражён.

Надел рубаху и назвался:

«Алданом называть!» – сам повернулся и пошёл.



Но девица окликнуть поспешила:

«Постой, не хочешь имя знать моё?» –

Её совсем не удивила

Та сдержанность в характере его.



И, подпоясавшись, он воротился:

«Мне имя знать твоё к беде!»

Её же взгляд в него вонзился

И протянула оберег в руке.



«Бери, не мешкай! Око Яровита

Тебе в напасти подсобит,

И коль вернёшься не убитым,

Зайди, – огонь в печи всегда горит!»



Он руку протянул за амулетом,

Она же взгляд свой обратила на ладонь

И это было для неё ответом –

Он решенье оставляет за собой.



«Так назовись, уж если вопросила!»

«Ягла – имя общное моё!» –

И амулет в ладонь его вложила,

Он ощутил ожёг прикосновением её.



И, не прощаясь, удалился –

Ступал легонько твёрдой поступью,

А свет Ярилы жарче лился

И облака чертили проседью.



Спустя три лета, в холода,

Ватага в выселки явилась, –

Их привела сюда война, –

В земле родной те хоронились.



А дело было: встал народ, –

Казаки и крестьяне взбунтовались

И лихо на столицу шли вперёд,

Да, где-то, видно, просчитались.



Сперва их подлостью разбили,

Затем теснили по земле

И по Суворова приказу

Карали поселенья те:



Казаки в коих народились,

В которых жили бунтари,

В которых, всё оставив, повинились,

Но их сметали с Матушки-Земли.



И вот, пришедшие искали

Девицу с описаньем в честь,

Да, только местные сказали,

Что не найти её окрест,



Как пару лет она ушла отсюда –

Сосед о ней напраслину навёл.

И пусто стало, нету люда, –

К черте возмездья Рок подвёл.



«А родичи её далече будут?»

«Да, нет родимых у неё.

Родители пом;рли рано,

Лишь бабка р;стила её.



И та на памяти у многих,

Но тоже нет уже в живых.

Целила всяких: дурных, хворых…

Сама была не из простых.



Изба их вон!» – и указали…

И удивились вперебой, –

Трубой там клубы дыма вылетали

Почуяв бесконечность над собой.



И подошедшим из дверей, навстречу,

Девица вышла в шушуне,

Не отходя с крыльца далече.

Рты поразевали все!



И пригласила внутрь зайти, кто с делом,

Сама же первой подалась,

Но жутко стало даже смелым, –

Погода снегом пронялась.



И закружили лёгкие снежинки,

Средь них прокрался мрак,

А по заснеженной тропинке

Несли кого-то кое-как.



И трое скрылись честными дверями,

Его на лавку пронесли

И лбы утёрли рукавами,

Заветный разговор с ней повели:



«Ты, дева, для него морока, –

Не тот он, чтоб любить.

И вот, гляди, отходит он до срока,

Ведь не хотел тебя забыть.



А мы – друзья его и исполняем волю:

Вернувшись, пожелал найти.

Он призывал в дороге Долю,

Чтоб завязала выдюжить в пути».



«Всё, помолчите! Знаю то, –

Сама сквозь них смотрела, –

Мне помогите снять с него,

Что зажимает тело».



Раздели. А в груди его

Зардели кровью раны:

Одна совсем неглубоко –

То Око с пулей впали,



Вторая пуля – не достать –

Лежала под ключицей.

«Её то надо вынимать!

Идите за водицей».



Сходили оба за водой

И возвернулись в двери,

А в доме морок хоровой –

Друзья прям здесь и сели.



И не понять чего да как,

Лишь пламя шевелится…

И тут она берёт черпак

И им плескает в лица,



И образумились они.

Одно мгновенье пролетело,

А пули нет уже в груди,

Но ослабело тело.



«Теперь идите. Без него!

Что говорили – не соврали –

То ладила я мужа своего,

Мне это Боги предсказали.



Да, обходите сёла стороной, –

Так по домам вернётесь.

Его ж я заберу с собой, –

С ним больше не сойдётесь.



А через день сожгли до тла

Те выселки у леса, –

Отряд солдат и снежная пурга

Припрятали то место.



Чрез пару лет прошла беда.

Всё лесом порастало,

А кто был жив, плелись туда,

Где тишина стояла.



И пять семей от прежних мест

Не отошли далече,

В Волховке встали - пять-шесть верст,

И заводили речи



О том, что дом тот устоял,

Да только скрыт от взгляда.

И каждый проходящий знал, –

Остерегаться надо…



Бывало мимо кто идёт,

Запетляет сильно,

Иль ветер в сторону снесёт

И снова дует мирно.



И было так: друзья искали

Алдана – побратима своего,

Да только слова не сказали –

Таятся, – видели его.



А около того, через шестнадцать лет,

Вновь появились рыси, –

Девиц встречали те, в ком нет

И капли суеверной мысли.



И брали в жёны их себе,

И создавали семьи,

И не теряясь в суете

На Небеса смотрели.



У места же того и по сей день

Встречают люди чудо, –

Сюда приходит рысья тень

И предвещает худо:



То дом сгорит, то кто-то пропадет…