Автор: Сергей Есенин Англетерович





***1050.

Я слишком сложен, чтобы в нишу

Меня запихивать цинично.

И кто под этой странной крышей

Укроется, поймав с поличным,

Закоренелого вруна?

Сошел с ума. Какая жалость –

Нет среди птиц Говоруна.

И в моем доме все смешалось.

Заместо разума – чутье.

Стихи мои. Как друг сказал:

“Очень красивое нытье”.

И до сих пор пустует зал.

Все было б, с грамотным пиаром.

А там глядишь – из уст в уста.

Ведь все, что есть, досталось даром,

Который вовремя восстал,

Противясь скуке, лжи, цинизму,

Незнанью, страхам, слепоте.

У всех – свои, конечно, призмы.

Но, лишь изрядно попотев,

Без сделок с совестью, возможен

Руки в счастливый мир толчок.

Вдруг небо скажет: “Этот тоже

Был частью ниши… дурачок…”

***1051.

Лук ошибок нарезая,

Вспомнить все имею право.

Ждать ли дедушку Мазая

Или все ж учиться плавать?

***1052.

Скажи, что приносит тебе утешенье,

И станет понятно, что ты из себя

Сейчас представляешь. И на повышенье

Играй, водостоком весенним трубя.

***1053.

Плоха та кошка, которая не мечтает стать сфинксом.

Плоха змея, которая не мечтает подружиться с Маленьким принцем.

Плоха та спичка, которая не мечтает стать КЦ.

Плоха та жизнь, которая не мечтает повториться в конце.

Плоха звезда, которая не мечтает стать чьим-то желаньем.

Плоха та роль, которая не мечтает стать призваньем.

Плоха тюрьма, которая не мечтает стать знаний сумой.

Плох тот солдат, который не мечтает вернуться домой.







***1054.

Когда без текилы не нравится джаз.

Когда скороход признаешь лишь чугунным.

Когда остаешься без рук и без глаз.

Когда испытания видишь по рунам.

Когда выход в космос – в одном созерцаньи.

Когда выпускной – часть кромешного фарса.

Когда сахар губ превратился в цианий.

Когда твое имя - название кваса.

Когда иллюзорно, но неразрушимо.

Когда треск свечи утешает на время.

Когда окружают леса и машины.

Когда пишешь стих, но и он про-явленье.

Когда три кита – свет, познание, совесть.

Когда черепаха – любовь без условий.

Когда не прозреть, с головою не ссорясь.

Когда в зеркалах – обреченно-коровий.

Когда цифер блат не поможет пробиться.

Когда лучший дом – это в Греции бочка.

Когда чайки съели мои все ресницы.

Когда идеальный момент ставить точку.

***1055.

Уже не помню, когда в последний раз

Представлял, что сказал бы тебе при встрече.

Может, действительно, в мире нет таких фраз,

Чтобы заставить тебя броситься мне на плечи.

А вдруг в компьютере ошибка четыреста четыре

Напоминала тебе, что почти года три

Мы жили с тобой в съемной квартире,

Где это число висело на железной двери.

Вдруг смотришь сериал «Реальные пацаны»

И вспоминаешь из прошлой жизни Коляна.

Как он (при том, что способности были даны)

Во что-то вляпывался постоянно.

Может, второе число каждого месяца

Для тебя все также значимая дата.

Странно, вроде меня спускают по лестнице,

А я летаю все также высоко, как когда-то.

***1056.

Сколько ты еще намоешь,

Забракованных гостей?

Говоришь, кино – немое ж,

Глупо ждать благих вестей?

Побывала на свободе.

Голод, крысы и подвал.

Пусть другие кошки бродят,

Страх тебя сюда позвал.

Корм сухой, лоток, решетки.

Иногда погладит кто-то.

Пациенты крутят четки

И мечтают за ворота.

***1058.

Мы были векторным кольцом.

Слуга, но с кровью королевской.

Хозяин, ставший подлецом,

Отравленный водою невской.

Пускай ты – тоже часть спектакля.

Побольше бы таких актрис.

Жаль, ненасытные тентакли

Тянуть умеют только вниз.

Приятно знать, что был причиной,

Пусть временно, но все же просветленья

В твоих глазах. Пожалуйста, кричи, ной,

Борись за счастье, чтобы преступленье

Мое не стало для меня итогом,

Чтоб чем-нибудь утешиться я мог,

Чтоб моим страхам и тревогам

Смог указать я на порог.

***1059.

Визит к врачу, рецепт, аптека.

Ничем не смоешь этот след.

Живи еще хоть четверть века –

Все будет так. Исхода нет.

Не уходи с путей злодейских,

И повторится все, как встарь.

Вновь вид верфей адмиралтейских.

Дурдом, принудчики, шконарь.

***1060.

Хотелось острых ощущений?

И сутки напролет стихи писать?

Не слышать чьих-то наставлений:

“Иди работать”. Много спать

Хотел? Апостолом с дубиной

Открыть возможности души здесь?

Не изменять своей любимой?

Что ж… получите, распишитесь.

Позволишь ли теперь себе желанья?

Они ведь могут сбыться.

Стоит ведь также в разума чулане

Скелет твоих амбиций.

***1061.

Опять к концу подходит лето.

Одной ногой мир – в сентябре.

А я мечтаю о тепле так,

Будто декабрь на дворе.

***1062.

Сам черту переступил,

И с тех пор душа все стонет.

Не старушку я убил,

А себя навеки, Соня.

Черт убил же ту старушку,

Соня, черт ее дери.

Погулял на всю катушку.

Ну, что делать, говори!



***1063.

Не знаю, кто там через нас

Стихами в этот мир вещает.

И кто, кого, в итоге спас.

Любить никто не запрещает.

***1064.

Сквозь ладони любви гвозди разлуки.

Маюсь по миру душевноотсталый.

Не вижу ни снега, ни ран, ни разрухи.

На то и дурак, чтоб связаться с каталой.

Жаль, Отрезвин в магазине не купишь.

Дурь же теперь – на каждом углу.

Взор свой об камень, с усердием, тупишь.

И с Принцем скучаешь на этом балу.

Все было, и палата номер шесть,

И тварь дрожащая, и демон.

Уже понятно, что жизнь – есть

Игра. Надеюсь, что не «демо».

Кто автор, наконец? Кто разработчик?

Побега план в подкладку вшит.

Мой план положен в коробочек

И скоро Бога рассмешит.

***1065.

Я б побежал быстрей Хусейна Болта,

Когда узнал, что ждешь меня ты.

Но снова я противником абортов

Рожаю стих, и “Стоп! Спасибо! Снято!” –

Держу в уме, как высший тип смиренья.

Придется жить, реальность не гнобя.

Я счастлив был с тобой до одуренья.

Насколько же я счастлив без тебя?

Понятно, что не могут километры

Разъединить нас. Знать бы, что любим.

И, может быть, уже быстрее ветра

Помчусь к тебе, к объятиям твоим.

***1066.

Взять ручку, тетрадь, и дело за малым –

Стихом показать, какой я пловец.

Для спящего вулкана я стал кошмаром,

Что он проснуться должен, наконец.

И дело здесь не в том, какие села

В подножии вулкана жизнь ведут,

Не в том, что он когда-то был веселый,

А в том, что открывается в бреду.

Понять, во избежанье возгораний,

Что здесь не предназначена среда

Для жизни огнедышащих созданий,

И, видимо, потухнуть навсегда.

***1067.

Не волнуйся, это – intro.

Слишком рано уходить.

Иногда разбить пол-литра

Проще, чем остановить



Паровоз. Стучат колеса.

Как, не зная всей планеты,

Поступью Родосского Колосса

Стать восьмым из чудес света?

***1068.

Зажмурь глаза. Открой и посмотри,

Какой ты создал мир, какие стены.

Меняй подруг, замки, календари,

Останешься все тем же, неизменно,

Ты признанным собою дураком.

И счастье у себя ведь сам ограбил.

Как много не всосал ты с молоком.

Как много в твоей жизни было грабель.

Не в том ты возрасте, чтоб обвинять

Учителей, мол, все они плохие,

А ты хорош. За пядью пядь

Редеет. Стих в больной стихии,

Как гром июльский, где-то в середине.

Бегу вглубь леса я последним ети.

И мамонтенок маленький на льдине

Поет, что не бывает так на свете.

***1069.

Качелям крылышки подрезав,

Иголку кто-то мне вонзил,

Встав на защиту интересов

Мне до сих пор неясных сил.

Вскипает лед души, а разум

Распространяет негатив.

Взглянуть одним хотя бы глазом,

Насколько мир наш некрасив.

***1071.

Мираж свободы бродит по пустыне,

И я за ним гоняюсь много лет.

Жаль, все известные мосты не

Соединят твой замок на горе

С моим неотдаленным домом,

Где каждый – отстающий пассажир.

Остался я доволен их приемом,

Который на лопатки положил.

Лежу, в том смысле, что лечу.

И подо мною тоже жизнь течет.

Тетрадь и ручку золочу.

В отделе снов всегда переучет,

И продавцы на всю гуляют.

Свинья не знает, для чего

Так часто кормят, охраняют,

Боясь болезни лучевой.

Я помню это чувство, как сейчас,

Когда вдруг понял – что-то здесь не так.

В итоге, вижу руки палача, с

Лавиной чувств. Цена всему – пятак.







Пустыня. Что ж, кого-то и побольше

Водили. Вот, без устали, строчу,

Что круг спасательный был брошен.

Поэтому “Спасите!!!” – не кричу.

***1072.

Пегас безвреден без поэта.

Одной слезинки жеребенка

Не стоит счастье всей планеты.

Что видит девочка Аленка

На горизонте? Это взрыв,

Подобный взрыву Хиросимы?

Как Ной, с ковчегом вдаль уплыв,

Стал точкой? И невыносимо

Осознавать, что всей семье

Путевку в смерть теперь вручают.

Как братик, сидя на скамье,

ПЖ за что-то получает?

А вдруг летающих тарелок

Армаду видит вдалеке?

А вдруг деревня вся сгорела?

И только девочка в платке

В живых осталась почему-то,

Вот-вот слезинка потечет.

В глазах Аленки от салюта,

Быть может, просто горячо?

***1074.

Я думал, что в семнадцать лет

Закончилась учеба.

Поняв, что люди – тот же свет,

В глазах их не искал сучек бы.

Узнал я, что творится в мире

И выбрал путь, едва ль правей.

Итак… умело приземлили.

Поется в клетке, соловей?

На удивление, поется.

Октав все больше с каждым днем.

Из ежедневных, правда, порций

Убрать нечестный бы прием.

Жить можно, понимая всю логичность

Событий, ветер, все-таки – не стих.

Хотя порой пугает их вторичность,

Что хочется дневник снов завести.

***1075.

В одной всего лишь капле –

Все свойства океана.

Плевки в колодец, совесть, грабли,

Секрет любви, бальзам на раны,

Обиды, оправдание себя,

Возможность неземного просветленья,

Защитник, прокурор, судья,

Страх одиночества, терпенье.







Я – капля, и, конечно, испарюсь,

Оставив соль на чьей-нибудь ладони.

Потом весенним дождиком прольюсь,

Не помня ничего о прежнем доме.

***1076.

В пути для ран есть подорожник.

Из снов, надежды и забвенья.

И даже самый мастерский сапожник

Твое, по мукам вечное хожденье

Примерить не сумеет. Дураки

Завидуют ходящим по воде

Иль путникам, носящим кошельки,

Набитые, неважно где.

Не знаешь ты, и кем, и чем в дальнейшем

Дорога будет там освещена.

Но вдруг договоришься с лешим.

Большой насколько будет та цена?

***1077.

Перекурами считая

Протекающие дни.

Хвори формула простая:

«Свою скуку прогони,

Если мир настолько тесен».

Снег когда-нибудь растает.

Покуражься и надейся,

Что никто не пострадает.

***1078.

Бал закончен. Маргарита

Просит Воланда, чтоб я

В учреждении закрытом

Жил, другую возлюбя.

Как ценитель красоты,

Я б и рад воспеть другую.

Заполнял бы все листы

Светлым чувством, не дуркуя.

Но сказал когда-то Бунин:

“В сердце первые места

Отдают мужчины лгуньям

Милым…” – вовсе неспроста.

***1079.

Семь лет, как за спиною Рубикон.

Обратный путь, естественно, заказан.

И если б не поставил все на кон,

Как Мышкин не разбил быэту вазу.

Так не бывает – все и сразу.

Теперь с наукой я знаком.

Не верю, что дешевле достаются

Кому-то здесь зарубки на носу.

Валяюсь я осколками от блюдца.

С огнем играю, правда, на басу.

Как воду в решете всем чушь несу.

Островитяне плачут и смеются.





И Рим, быть может, вовсе не возьму.

В конце концов, там ждет предатель Брут.

Не окажись я в этом дурдому,

Не знал бы я, куда меня ведут.

И если есть хоть что-то не к добру –

Претензии, пожалуйста, к уму.

***1080.

Обезбоживание организма

Приводит отпрысков Луны

К вершинам страха и цинизма.

И ночи все их сочтены.

***1081.

Ни год, ни два, а все мурашки,

При мысли, что я потерял.

Чапаев, проигравший в шашки –

Редчайший в мире экземпляр.

Не переплыл, чтоб оказаться

В звериной клетке без тепла.

А Зая, взяв другого Зайца

В мужья, зайчонка родила.

Писать, не зная, что творится

В судьбе, на сердце милой там.

Считать комиссии в больнице.

Быть благодарным небесам.

***1082.

Когда из дома уходил я,

Ногой за провод зацепившись,

Моя улыбка крокодилья

Все знала. В Ад я превратив жизнь,

Прощался, выйдя за порог.

И мой любимый человек

Читал, своих не чуя ног,

В глазах безумца: “I’ll be back…”

Итог? Что толку раны бередить,

Все в папке есть истории болезни.

Отбой в больнице. Часик впереди,

Чтоб стих подслушать или песню.

Вот так в ночи я совершаю

С пегасом временный побег.

Поставив точку, засыпаю

С одной лишь мыслью: “I’ll be back…”

Восьмую осень встретил я в местах

Не столь, как говорится, отдаленных.

Улыбка крокодилья на устах.

Ризориус скрипит от слез соленых.

На стан судьбы все сыплю грусти нотки.

Не верю, что закончится мой век

В диагноза больничной отработке.

Большой вверх палец. “I’ll be back…”

***1083.

Подруга – неземная программистка.

И друг – обыкновенный информатор.

Во всю идет циничная зачистка.

Король все понял после мата.

Что странно, не мечтает о реванше.

Сидит себе на острове святой Елены,

Пытаясь вспомнить, что же было раньше,

За все сто жизней, прожитых до плена.

Что странно, не мечтает о побеге.

Зачем, когда полночная есть тишь?

С утра вручают порцию Инвеги,

Как будто этим душу излечишь.

Давно смирился с тем, что не узнает

Глаза той самой бестии своей.

И боль, по всем параметрам, сквозная

От этого становится сильней.

Пусть ставки все – на силу лишь искусства,

Одна из них в плюс выведет меня.

Пусть думают, что это словоблудство,

Но главное и капли нет вранья.

***1084.

Хочет спать человек-переправа,

Попрощавшись летом с нею.

Рассуждать же если здраво,

Я другого не умею.

Скольких к месту перевез.

Скольких мог перевезти.

Стал ли я причиной слез,

Дав с собою Совестин?

Жду я больше, чем обычно

У причала, что она

Не, как принято, двулично

Рассказала все о нас.

***1085.

Кран отстукивает ритм.

Миру нужен новый крен.

Неуслышанным молитвам

Бог дает Себя взамен.

Все родились соловьями.

В клетке петь не учат нас.

Нужно быть еще упрямей.

Верноподданный пегас,

Двадцать лет мне прослужив,

Расправляет ночью крылья,

В знак того, что автор жив,

Пусть признав свое бессилье.

***1087.

Ложь историй, географий,

Астрономий, анатомий.

Кости сыплются, как гравий.

Замурованный в бетоне,

Свет надеется на чудо.

Были б крылья - будут гири.

Раз прозрел когда-то Будда,

Значит, будут и другие.







Не пугаясь пустоты,

Будут как-нибудь учиться.

И в конце опять чисты,

Как смешную небылицу,

Вспомнят жизни кинофильм,

Что «Сезам» есть «улица».

Черный плещется дельфин.

Море не волнуется.

***1088.

Когда б я мог извлечь осколки

Из сердца, все же не решился б.

Порой достаточно и полки,

Чтоб скорость жизни миражи все

Смела, оставив лишь песок,

Который сыплется в часах.

Рот без лобзаний пересох.

Не тонут пальцы в волосах.

В таких местах столь нужное подспорье –

Ни чай и ни большой иконостас.

Ученый кот у Лукоморья,

Когда налево, то – про нас.

У русских сказки со счастливыми концами,

И в центре очень часто – дурачок.

Жаль, чтоб потом поржать над «мудрецами»,

Сперва, попасться нужно на крючок.

***1089.

Кто б жизнь мою не превращал в историю болезни,

Я знаю, что она – история любви.

И дальше будет только интересней.

От скуки, к счастью, я привит.

***1090.

Куда же положил я инструменты

Для построения обычного моста,

В ту область, где встречают дивергента,

Не с целью, чтоб заткнуть ему уста?

Я помню, что из всех возможных фракций,

Бесстрашие я выбрал, посему,

Вглубь леса не боюсь теперь забраться,

Ведь добрым словом можно и тюрьму

Наполнить. И тюремщик или два

Наедине с собой на миг, но усомнятся.

Конечно, после «дел» мои слова

В «Благую весть» не превратятся.

Скорей, в путеводитель по местам

Военной славы, вставленной в кавычки.

И если не заткнут мои уста,

Я докажу, что есть ценнее спички

На свете вещи: истина в вине,

Любовь, что не берет, а отдает,

Он-лайн игра на белых стороне,

Свободного падения полет.





На первый взгляд, себе же хуже

Я делаю, стихи читать другим

Давая. То – мой выбор, и, к тому же,

Я верой в лучший мир руководим.

Ведь вера в то, что есть к тебе вражда

И в самый фантастический исход

Однажды воплотится. Нужно ждать.

Сегодня незаметный поворот,

Спустя года, к трагическому завтра,

Чтоб что-то понял, может привести.

И раз уж есть талантливый соавтор,

Жизнь можно превратить в красивый стих.

***1091.

Могила неизвестного поэта.

И даты на надгробном камне

Не скажут людям, даже по секрету,

Что каждая удачная строка мне

Была тем самым воздуха глотком,

Позволившим так долго протянуть.

Они не скажут то, что дурачком

Я тронулся однажды в путь.

Не скажут то, что землю обагрил

Я кровью мне родного человека.

И этот день, когда себя убил –

Последняя была в дороге веха.

Не скажут про любовь, которая могла бы

Заткнуть всем бессердечным людям рты.

Любовь, что запрещала быть мне слабым

И с установкой не закончилась плиты,

Где даты – это знак того, что мог

Гораздо больше сделать на веку,

Что, наконец, соскучившийся Бог

Подвел мою последнюю строку.

***1092.

Гитарный перебор и скрипки жалобные звуки,

Для вечера нет лучше фона.

Стишок. И сон ночной для показухи

Того, что будет в мире из картона.

Имея длинный нос, совсем нетрудно

На сцену выйти, околпачив всех врагов.

Пусть в зале будет очень малолюдно,

Нас всех греть будет сброшенность оков.

Понятно, что и там будет театр.

Уже без нитей, к радости всеобщей.

Каким же словом нашу Alma-Mater

Мы вспомним, наделенны мощью

Той силы, что вперед нас всех вела?

Позволим ли себе немую скорбь

По отстающим, ведь без тонущих в «делах»

Получится не целый мир, а дробь.







***1093.

Обрывок сна, и путаются лица.

Встаю, не поцелованный никем.

Найти бы в этом мире проводницу,

Мечтающую о проводнике.

Я – ей, она – мне смелые идеи

Озвучили б в интимной тишине.

Так, день за днем, неделя за неделей,

Мы наш мирок, в котором крыши нет,

Любовью, всем на зависть, заполняли.

Тем самым обнадежив небеса.

Из Ада, может, даже бы изгнали

Под дудку отказавшихся плясать.

***1094.

Счастлив путник, уходящий

Прочь из дома, чтоб потом,

Пусть открыв Пандоры ящик,

Возвратиться в этот дом.

Счастлив, если есть кому-то

Ждать его, считая дни.

Ведь на свете одному так

Тяжело. И тот магнит,

Что тебя обратно тянет,

Может стать причиной ссор

С головой. Кровь под ногтями

И разболтанность рессор

Не добавят теплых ноток

В композицию зимы.

Видно небо, но окно-то –

Тоже часть моей тюрьмы.

***1096.

Я нового альбома жду Zемфиры.

Гораздо больше, чем пришествия Христа.

Вдруг у нее событий майна-вира

Для роста вверх не холоста.

Я нового альбома жду «Placebo».

Пускай он – гей, мы не за это

Ему большое скажем все спасибо.

Поэт издалека видит поэта.

***1097.

Наблюдаю ложь в себе,

И порой корежит.

Главный мой, тревожься, бес.

Настучу тебе по роже.

Пусть силен, найду управу.

И лицо все будет в «blue».

Лжи сметающую лаву,

Наконец, остановлю.

В изучении врага

Пусть пройдут десятилетья.

И душа, опять нага,

Мне не будет жаркой плетью.





Грустно знать, что в отраженьи

На меня взирает лжец.

Незавидно положенье.

Да, но если бы не «Спец»,

Ком достиг Луны размера.

Сколько было бы обид…

Остается только вера

В то, что правда победит.

***1098.

Так набралось по словечку

На одну из философий.

С этой внутренней аптечкой

К неизбежной катастрофе

Мчусь, и тормоза педаль,

Как собаке – третий глаз.

Снял бы черную вуаль

Мира, если бы не газ.

Светофоры и разметка.

Что ни день, то новый штраф.

И реальность, правда, редко,

Запускает в черный шкаф.

То ли перья, то ль скелеты,

Ложью холодно любимы.

Знать бы, чем зима от лета

Отличается, помимо

Тайны перелетных птиц,

Что все время лезут в сваты.

Жаль, египетских гробниц

Понастроили когда-то.

***1099.

Сладкий опыт наважденья.

Ты и так бы, не слепя,

Наш роман в произведенье

Всех искусств, под звук дождя,

Превратила. Я бы тенью

Стал твоей, с тобой идя.

И в другом перерожденьи

Цель – найти будет тебя.

Много раз пройду я мимо,

Не узнав глаза твои,

Прежде чем, весной гонимый,

Дверь в сад райский отворив,

Вспомню образ столь любимый,

Пусть все те же главари

Нам в пути подложат мины.

Ты не бойся, ты дари

Счастье мне неумолимо.