Автор: Лариса Фелисион





Отпуск подоспел вовремя... сил не осталось даже "на дышать".

Ночи стали тяжелыми и бесформенными глыбами падать на грудь и глушить мутными снами. В отпуск спасать себя можно было поехать только на дачу, так как на большее, заработанное честным трудом "благо", не тянуло. Да и дачу тянуло едва, слишком дорогая стала дорога и расходы по содержанию промысловых дачных активистов. Однако...

Лес встретил тишиной. Хотелось прохлады, но и в в сухом от жары сосняке было душно. Машина быстро въехала в садовое товарищество и остановилось в тупике почти перед домом.

Дом ждал, по нему было видно, что он скучал по хозяйке, как старый пес. А пес у нее когда -то был. Со времени его смерти собак она больше не заводила, так как поняла, что смогла предать самого верного и любящего друга, отдав его умирать в дом к бывшему мужу. Не потянула морально, материально и физически парализованного пса, но это не было оправданием, это было приговором. С тех пор у нее уже никогда не было такой светлой, легкой и беспредельной любви, любви к ней. Сама она еще не потеряла чувственность и радость с нею связанную - дети, внуки...

Тропинка к дому заросла, в ямках и колдобинках тонули и спотыкались ноги, надо бы выровнять дорожки, да - когда и на что. Зайдя в дом, первым делом, поставила сумки и пошла готовить постель - вечер уже торопил ночь. Накопленная за год усталость, вдруг, опустилась на плечи, захотелось лечь перед телевизором и бездумно смотреть. Так она и сделала. По телеящику стреляли, убивали, расследовали и продавали скороварки. На "скороварках" она уснула. Снилось что-то невообразимое - снова и снова спасала каких-то людей, снова и снова ехала на поезде и снова попадала в странную местность, где улицы Москвы меняли облик, но были улицами Москвы, а родная квартира на Воронцовке была снова ее домом. Она входила туда через широкий проем, открыв старинную двойную дверь, и проходила по кривому, угловатому коридору на большую кухню с балконом, где сидел на стуле ее муж и беседовал с детьми. Тоска захлестывала ее и во сне она понимала, что это только иллюзия. Ничего уже нет. Ни общего дома, ни взаимной любви, ни маленьких детей - все закончилось. Все. Отчаявшись, но не просыпаясь, она увела себя из этой иллюзии в другую, где снова стала искать что-то, что никак не обозначалось, никак не называлось, никак не ощущалось... Странный поиск этот сопровождал ее почти каждую ночь. Жизнь, зашедшая в тупик искала выход, а выхода не было.

Пробегав по своим немыслимым путям -дорогам, она спустилась в метро. Однако, именно так восприняло сознание этот беломраморный туннель, да и колонны привиделись. Она вошла туда, как в белую молочную пену и что-то ей подсказывало, что здесь ее ждут, что здесь она кому-то нужна. Это чувство нарастало и становилось все напористее и тревожнее. Нерв ее трепетал и заставлял вглядываться в глубину белого пространства. И вот из этой глубины показалась рыжая точка. Она стремительно приближалась и вдруг уткнулась холодным носом в колени - рыжий, живой и лохматый колли с человеческими глазами стоял и глядел ей в душу. Ноги ее подкосились, и она упала в жесткий и жаркий собачий мех. Она рыдала, а он, лизал ей уши, глаза и упрямый прямой лоб. Он ее любил, и он ее прощал, как может простить только самый родной, самый светлый человек. А она, зарывшись в его рыже-белые лохмушки, выплакивала там всю свою беспросветную тоску, всю свою вину, все свои несчастья. Ей было можно плакать, как никогда, никогда...

Утро вытолкнуло ее из сна, как из воды... она все помнила и не хотела возвращаться из этой памяти, но жизнь еще оставалась жизнью и требовала возврата к обыденности.

Выпив кофе, вышла во двор и прошла по участку. Август к осени уже заторопился, заметался. Листья на вишнях начинали желтеть. На заросшей грядке ей показалось что-то желтое. Подумав. что это вишневый лист, неожиданно для себя она нагнулась и увидела рыжий цветок одуванчика... Она присела на корточки, погладила его и прошептала: "Спасибо!".



29 июля 2016 года