Автор: Вимакс





Кортеж посольский приближался,

Кареты пред порогом встали,

А Ибрагим уже собрался,

Не долго все арапа ждали.



Корсаков, друг, ему помог,

Слуга его поклажу вяжет,

Полон вещей его задок,

Хотелось взять бы- всё так важно!



Тулуп накинул, вышел он,

Поворотясь, перекрестился,

Окинул взглядом всех кругом,

С Парижем мысленно простился.



Лошадки устремились в путь

Им на Восток с Европы ехать.

Недели две давила грусть,

Молчал, в окне мелькала вехи.



Попутчики его пытали,

Слова уместно подбирали,

Вопросами позасыпали,

Но, видя грусть его, отстали.



Молчал он день, неделю,- больше,

Сидел сомнамбулой в углу,

Ничто не трогало,- с обочин

Махали дети поутру,



Сменялся говор на немецкий,

На польский и литовский. Он

Не различал, вроде,- мертвецки

Как будто пьян, речи лишён.



Семнадцать дней лишь ест да пьёт...

Въезжали в Красное село,

В корчму вошли,- встречает Пётр-

Два дня их ждать здесь привелось.



Посольских выслушал,- к карете.

"А с вами что-ли мой Абрам?"

"Конечно! Здесь, в карете этой,

Смурной, дремал по всем мирам".



Абрам явился, поклонился.

"Я рад тебе, крестник сердешный!"

Пётр обнял и перекрестил.

"Дел ворох тебе бесконечный



Я приготовил, так и быть,

Скучать не дам, сразу в дорогу!

Нам нужно много обсудить,

Садись со мной,"- арап расстроган,-



Такой приём! Пётр говорил

О планах всех переустройства,

Арапа замыслом своим

Он заразил до беспокойства.



Попутно стройки показал:

Каналы и плотины твёрды,

Суда в Неве ветер качал,

И флаги реяли тут гордо.



Наутро Пётр принял Абрама,

Жене представил, Катерине,

Напомнила дочкам их мама,

Какой арап был для них милый.



В обед позвал его царь Пётр,

Средь приближённых ревновали.

Косились, чувствовали, что

Не им дела предпочитали.



Пётр объявил своим решенье:

Он роты бомбардирской стал

Согласно ранга с повышеньем-

Преображенский капитан.



Надменный Меньшиков пожал

Абраму мужественно руку,

И Рагузинский рядом встал,-

Была тому дружба порукой.



Придворные ласкать пытались

Арапа,- нового любимца,

Его как равного старались

В дом приглашать близкие лица.



И Шереметев вопрошал,

И Головин позвал обедать,

И постепенно оживал,

Коль интересная беседа.



Графиня D с ума не шла,

Не удалить воспоминаний,

Слезу, унынье представлял,

Ужасное негодованье.



С Парижа прибыл Корсаков.

Письмо её привёз.

Наедине раскрыл его,

Растрогался до слёз:



Упрёки в недоверии,

Любви все уверенья

Ему вернули веру,

Надежду в настроении.



Но встреча с Корсаковым

Вернула прежний сплин.

"Графиня? — Вся раскована,

Любовник есть один..."



Предвидел Ибрагим

Такое измененье,

Письмо её всё с ним,

С слезами облегченье...



В работу в ассамблее

Пустился, очертя

Главу свою. Всё злее

Решал назло чертям.