Автор: Петр Шмаков





Да, я подвёл тебя и не увидел мира.

Так и остался инвалидом детства.

Мой бес опять меня одолевает.

Он закрывает ручкой мне глаза

и я не вижу красоты вселенной,

не вижу красок, вижу только дымку,

одевшую простуженную зиму

больничной марлей. Это ли не грех –

жить сослепу, без всякого понятья.

Лишь в музыке случайных слов, в огне,

горящем в сердце, вижу я твой дар.

А мир закрыт, мир заперт на замок.



Я болен, изуродован внутри.

Я как слепой наощупь нахожу

свой следующий шаг. Вперёд ступаю

и с шагом вместе уменьшаюсь, таю,

и вместе с сердцем медленно сгораю,

и раскалённым воздухом дрожу,

и с миражами балуюсь, играю.



А бес всё ручки держит на глазах

и не осилить сомкнутых ресниц,

на них вериги уличного шума

и бестолочи, суеты дневной,

и бледных теней мертвенная пляска.



Сместиться и мгновенно перенять

из глубины идущую поддержку.

И вдруг увидеть – правды не поднять.

Во всём я опасаюсь передержки.

Я подозрителен, я наряжаю слежку

за каждым чихом. Как себя унять?



Как я тебя, наверно, подвожу,

как предаю, как мало я осилил.

Нет оправданья немощи, бессилью.

Концы с концами по ночам свожу

и вижу – не прорвусь, не пересилю.



Да что уж прорываться – старость, снег,

зима замёрзла обручем на горле

и звон далёких серебристых нот

растёт, мужает в рокот колокольный.



Но жизнь ведь продолжается, поток

меня, как и других слепых, уносит

всё дальше, а куда – решает он.

А небо наше – просто потолок.

Одна шиза нас за другою косит,

и в частности меня. Не жизнь, а сон.