Автор: Егор Воронов





- Bon prix -



Перепутав однажды

проспект Свободы с бульваром Дружбы,

я оказался на рыночной площади,

где меня приняли за товар.



Обхватив заботливыми руками,

назначили льстивую цену

в одно приветствие.



"Но Человек не продается", -

весело сказал я.



Ах! Товар еще и говорит! Больше цену -

улыбки, обещания, аплодисменты!

Он будет прекрасной картиной при входе!



"Но Человек не продается", -

задумчиво ответил я.



Ох! Товар еще и мыслит! Выше цену -

равнодушие, предупреждения, угрозы.

Он будет чудесным развлечением для гостей.



"Но Человек не продается", -

пылко выкрикнул я.



Браво! Товар еще и чувствует! Бесценно -

слезы, мольбы, откровения, сострадание...

Он будет великолепной игрушкой в часы скуки...



И я замолчал -

резко,

закрыв глаза.

Голос Покупателя исчез.



Обретя тишину,

я потерял цену

и, наконец-то,

стал Человеком.



- L'аutre temps -



Как и Фидель

я стал носить

двое часов



Первые

чтобы не опаздывать

на свидание со своей

смертью



Вторые

чтобы всегда помнить

о застывших минутах

твоей юности



Для меня

больше нет

времени



- Bateau en papier -



Между берегов рук

обхвативших голову

в круговороте сердцебиения

мечется бумажный кораблик

отчаяния



Притворяется

прогулочной лодкой

спасательной шлюпкой

ядерной субмариной

летучим голландцем



но всегда без курса

и пассажиров

всегда один



До тех пор

пока тихий ветер

не прошепчет попутно:

"Уже утро. Хочешь чаю?"



- La partie nulle -



Раз нами проиграны

все партии в шахматы

давай сыграем

в Дурака



Закончилась колода?



Переверни отбой

и продолжим игру

до последней карты

до последней рубашки

до последней обиды

до последнего дня



В этой игре

один на один

не будет

победителей и проигравших

пошедших неправильно и оставшихся

забывших и помнящих каждый ход



Ничья

исчерпает все козыри

обесцеветит каждую масть

и туз будет равен

шестерке



- Paroles -



Есть слова

которые

никому

и никогда

больше

не выдохнешь



Для них просто нет места

в окружающем тебя пространстве



Они прорастут сквозь кожу

родимыми пятнами на груди

и шрамами на запястьях



И ни один доктор

ни один океан

не смогут

узнать

их корень



Есть слова

тяжесть которых

не может выдержать

ни вода

ни земля

ни воздух



- Le Message -



Человек, стоящий на снегу,

слушает упавшую с неба воду,

тающую в земном притяжении

осколками безмолвной синевы.



Из каких столкновений она выплакана?

С чьих сердец крала нашейные камни?

Кому продавала надежду на чудо?



Человек вслушивается в отражения

тысяч и тысяч пришедших с неба,

чтобы отыскать лишь одно

единственное сообщение -

что наверху еще есть тот,

кого он до сих пор

ждет здесь,

на земле.



- Dernier vol -



Зачем

человек

стоит на остановке?



Себя ли он ждет,

опоздавшего вернуться

в эту промерзшую землю

после ядерного взрыва

бескорыстного счастья?



Говорит ли он с дорогой,

начинающейся в нем

с передовой,

где не осталось патронов,

укрытий, надежд и даже врагов?



Есть ли в нем еще желания -

загаданные кромешным днем

с очередной буханкой "нужно" и "должен"

в сведенных от студёного тепла руках?



На вечерних остановках

еще стоят верующие

в Последний рейс...



- Dans son appartement de la pluie -



Вторые сутки

в ее квартире идет дождь.



Она сидит под зонтиком

на старой табуретке

и кончиками пальцев

ловит майскую воду.



Склонив голову на бок, улыбается

проплывающим мимо

альбомным листам,

разочарованиям

и минутам.



И еще ждет,

когда из семечка в ее руках

вырастет большое дерево -

чтобы ходить по его шершавым веткам,

прикладывать ухо к трещащей коре

и где-то в коронарных зарослях

построить маленький дом

из воспоминаний,

акварельных пятен

и солнечных отражений.



- L'histoire, qui n'a pas ;t; -



Истории, похоже-то, и не было.

А что же тогда?



Засохшие, как восьмимартовские тюльпаны, обещания.

Жалобный иуда, повесившийся на кухоньке после чая.

Трагедия на две сигареты в гримёрке пощёчин.

Надменное личико с улыбкой да Винчи.

Подкуп собственным молчанием.

Бабочка для последней удавки.

Чужие мысли к своей боли.

Коньячное облегчение.

Пятиминутка горечи.

И еще один поезд -

как обычно,

последний.



Но истории...

истории, похоже-то, и не было.