Автор: Александр Щеклеин





"И великие евреи (Харитон, Зельдович) создали бомбу...

В руках у них была манна небесная, были скрижали,

на которых написано E = mc2".

Александр Проханов, из беседы с раввином Михаилом Финкелем





Попробуем Восстановить Историческую Справдливость.

Исследованием рабочего процесса с целью

определения параметров конструкций

будущих изделий занимался Н.А.ДМИТРИЕВ.



Когда Харитон консультировался у Колмогорова

по поводу использования ЭВМ, тот отвечал: "

А зачем вам ЭВМ, когда у вас есть Коля Дмитриев?

Уравнений, которые вы собираетесь решать на ЭВМ,

— не существует. Нужны не ЭВМ, а именно Коля,

и тут вы можете быть совершенно спокойны"

(про Дмитриева говорили:

"Он получал нужный результат, покрутив сначала

ручной арифмометр "Феликс" несколько раз вперед,

а потом назад").



В 1933 году Колю Дмитриева, тогда ему было 9 лет,

вызвали из Тобольска в Москву по запросу Наркомпроса.



Комиссия (под председательством А.С.Бубнова и Н.К.Крупской)

была немного удивлена широтой интересов Коли:

он хорошо знал древнюю, среднюю и новую историю Виппера,

Диккенса и "Одиссею" в переводе Жуковского, "

Записки охотника" и "Войну и мир", "Миргород",

"Вечера на хуторе", "Женитьбу" и "Мертвые души",

— в общем, экзаменаторы не смогли установить,

чего он не знал.



Профессор Чистяков, один из специалистов,

экзаменовавших Колю, заявил:

"У ребенка чрезвычайно большой объём знаний.

Несомненно, мы имеем дело с исключительной одаренностью.

Такие явления встречаются раз в столетие.

Этот ребенок — типа Паскаля".



Комиссия постановила выделить Коле Дмитриеву три комнаты

в доме, где жил Ойстрах, а напротив — Чкалов и Папанин,

назначила стипендию в 500 рублей (зарплата отца была 250),

и он раз в десять дней приходил на занятия к Н.Лузину

— основателю московской математической школы,

а преподаватели французского и английского приходили

к нему домой (немецкий он изучал в школе,

а польский выучил самостоятельно).



Лузин обращался к нему на "Вы" и разъяснил секреты

законов теории относительности и квантовой механики:

имеются колебания, но нет того, что колеблется;

в уравнениях выбрасываются главные члены,

не меняя уравнений ни в чем другом.



Именно поэтому Мария Склодовская-Кюри однажды сказала:

теперь детей лучше топить, чем заключать в современные школы.

Собственно, история бомбы проста:

дочь Марии Ирен открыла нейтрон и — через два года

— искусственную радиоактивность,

а Энрико Ферми, повторяя её эксперимент.



Путь к ядерной реакции был открыт, и ни теория относительности,

ни квантовая механика никакого отношения к этому не имели.

Проблема того, как добиться, чтобы процесс выделения энергии

прошёл с оптимальной эффективностью,

также не имеет с ними касания.



До последнего времени "формула Эйнштейна" имела

единственное применение:

она разрешала Василию Гроссману кричать на Платонова,

Иоффе и Ландау — шельмовать Власова,

Александру Кушнеру — издеваться над Толстым и Тютчевым...



Формула не принесла ощутимых дивидендов и самому Эйнштейну,

Нобелевскую премию за неё он так и не получил.

Когда первая жена Эйнштейна, Милева Марич,

показала ему статью, в которой изложила результаты

экспериментов Филиппа Ленарда пошутив:

подпись будет твоя,

а Нобелевская премия — моя,

то творец теории относительности, конечно, согласился,

у них была договоренность:

держать язык за зубами, он так и говорил ей:

главное — держать язык за зубами;

и ему дали премию именно за статью по фотоэффекту.



Впрочем, вернёмся к Николаю Дмитриеву.

В Московский университет он поступил, будучи еще пионером,

и удивлялся лекциям по физике академика Л.Мандельштама,

не ощущавшего потребности какого-то объяснения

уравнений Максвелла, сведения их к чему-то более глубокому

и общему.



По окончании университета — аспирант Колмогорова;

они публикуют в Докладах Академии наук статью

о ветвящихся процессах,

здесь впервые и появился этот термин.



В 1946 году всё бросает, он должен защитить страну

от надвигающейся угрозы, в 1948-м создает модель

рабочего процесса в бомбе, позволяющую,

опираясь на доступный набор экспериментальных данных,

разработать алгоритм определения оптимальных параметров

изделия и формулировать техническое задание

на эксперимент таким образом, чтобы по его результатам

можно было бы уточнять как алгоритм,

так и свойства рабочего тела.



Регулярно читает лекции руководителям КБ-11 (Арзамас-16)

по физическим основам ядерных и термоядерных бомб.



Харитон слушал внимательно, записывал лекции

в большую тетрадку.



Зельдович говорил: "Мы все трепещем перед ним,

как перед высшим судьей",

— и никогда не печатал ни одной статьи,

не показав Дмитриеву (когда Зельдовичу передали данные,

полученные КГБ от Фукса, он увидел,

что разработанная Фуксом теория возмущений

для уравнений переноса — один из элементов модели Дмитриева).



В начале 2012 года, в разгар предвыборной кампании,

В.В. Путин, встречаясь с военачальниками, рассказывал им,

как КГБ организовал встречу нашего молодого ученого с Н.Бором,

и тот помог нам сделать расчёт бомбы.

Путин, конечно, не обязан знать, что Бор и Эйнштейн — не те люди,

которые в этом что-то понимают,

но сам факт хождения таких баек показателен.



Участник же событий (академик Трутнев,

телепередача от 2.11.2012) ассказывает так:

"Франк-Каменецкий, Зельдович, Сахаров все непонятные

вопросы задавали Дмитриеву, и он — решал..."

Не кажется ли несколько странным, и уж точно

— неслучайным, что на фоне бесконечных телепередач

о том, как Эйнштейн, Бор, Ландау, Гинзбург, Зельдович,

Курчатов (с помощью Фукса), Харитон, Франк-Каменецкий

и Сахаров создали бомбу,

о Дмитриеве мы узнаем из короткой фразы,

случайной проговорки?



На торжествах по случаю 90-летия канонизации

Серафима Саровского местное телевидение спрашивает его:

что привело Вас на этот великий праздник?

Дмитриев: "Желание понять, что привело людей на эту

средневековую демонстрацию",

ему стыдно за свою принадлежность к ученому сообществу,

которое в ХХ веке опустило науку ниже астрологии.



Дмитриев вспоминает, когда ему стало стыдно впервые:

когда Берия назначил Сахарова академиком,

и тот решил защитить докторскую (пресловутая "слойка"),

он присутствовал на этой защите и с тех пор категорически

стал отказываться

(Трутнев: "был безынициативен") от наград, званий, премий,

— просто вычёркивал себя из списков

(было одно исключение, в 1972 году, к нему пришла сотрудница

и сказала:

"Если вы откажетесь, то этой премии не будет,

и я её не получу, а мне было бы очень приятно",

— и он согласился).



К 1951 году Дмитриев был уже дважды орденоносец,

лауреат Сталинской премии

(но тогда он был еще молодым, узнавал о премии

из доски объявлений);

стоял на вахте более пятидесяти лет,

умер уже при президенте Путине,

оставил завещание:

"О квантовой механике",

"Об основаниях квантовой механики",

"О толковании квантовой механики",

"О физике и философии", "О конституции",

и — "Как учить, чему учить" (о школьном образовании).



И вот, человека такого масштаба — почти успешно!

— пытались "замолчать" вплоть до настоящего времени,

как всегда, выдвигая на первый план совсем другие фигуры?!