Автор: Вадим Станиславович Николаев





в комментариях к стиху-



Покруче третьяковки сердце-

в наскальной живописи чувства

достигнут идеал искусства,

шедеврами не насмотреться.



Работы Рериха, Пикассо,

творения Дали, Ван Гога

в сравнении весьма убоги,

как перед Зимним дворик грязный.



Мне повезло необычайно,

я пригубил все кубки жизни,

с надеждой пил и с эгоизмом,

кто угощал вином, кто чаем.



Гостил не раз у эйфории.

Опоенного горем, в штольни

проблем, влекло душевной болью,

коснуться тьмы сердечным ритмом.



Фундаментальность прозы судеб

сдвигалась невесомой рифмой

от края истины в край мифа,

когда мне не хотелось к людям.



Оседланный Борей покорно

закусывал мундштук, и мчал я

быстрее времени за счастьем,

вслед уходящему вагону.



Любви неразделённой бездна,

пред ней в долгу я неоплатном,

её кузнец ковал мне латы,

её заслуга в том кто есть я.



В гранитной галерее сердца

не обитают больше чувства,

очаг ещё дымит, но пусто,

ушли в другой пещере греться.



Вадим Николаев





Марина:

В пещерке чувств, в гостях у эйфории,

рисуя на стене тропу до точки "джи",

Вы о картинах с ней не говорили,

ритмично погружаясь в миражи.

Обкусанный мундштук предтечей декаданса,

лежал на каменном исшарканном полу.

Пегасу гриву гладил Санчо Панса,

и ждал Вас у таверны на углу.

Вы были эдак утонченно поэтичны

с любою из тобосских Дульсиней,

и с каждым патио рифмованные спичи

звучали альборадней и нежней.

И лишь пристегивая рыцарские шпоры,

в ухмылке сладкой разевая рот,

Вы вспоминали яростные споры

о вечном, мой влюбленный Дон Кихот.



Я:

Я рыцарство оставил в прошлой жизни,

А в этой не осталось ветряков

По значимости равных эгоизму

Хранящему мизантропии код.

В приемку лома угодили шпоры.

У Санчо новый друг- алкоголизм.

Пегаса вспомнит лишь колбасным город.

Я сам от благородства ныне чист

И не горю желанием чудачить

Под знаменем давно остывших дней.

Тобосской девы образ стал невзрачным

С тех пор как я сказал себе- G с ней.



Марина:

ах, Дульсинея, томная бедняжка,

с подаренным навеки толстым джи

вздыхает по ночам и дышит тяжко,

закутавшись в перину ностальжи.

- И бог бы с ним, уставшим мизантропом,

лицо то вспоминается едва.

Протопчут юные идальго снова тропы

к алькову взбалмошной кокетки Pourquoi pas...



Я:

Затеявшие шабаш отголосков

События покинувшего жизнь,

Воспоминания, омоют кости

Трагически закончившего джи.

Но лишь сойдёт туманность наважденья,

И Росинат закусит удила

И понесёт в неистовство сражений

Проверить не одряхла ль крепость лат...



Марина:

... - С эмалированной кастрюли счистив ржу,

пойдет на приступ мельничих и мельниц

поэт на Росинате, я поржу:-

Пегас сказал, корячась на насесте.



Я:

А между тем куриный янычар

в углу насеста заговор чеканит.

-Останется здесь жить неровен час

И одеяло власти перетянет,

Пора его кончать, запас кормов

Сожрёт на завтрак и пиши пропало...

Пущай поржёт торчёк, а с темнотой

Узнает кто здесь Буффало, кто чалый.