Автор: Пётр Игнатович





Мотив сентиментального романа,

Заполонивший полки книжных сфер,

Вдруг соблазнил меня наивностью обмана,

Того обмана, что мы рады пренебречь.



Ход мысли автора, так прост и очевиден,

Не сложные натуры правят бал,

Горячих встреч, измен и пылких поцелуев,

Клубок страстей и зрелищный финал.



Моя ж история, увы, не так банальна,

Такую схиму на себя, не приведи Господь,

Судьба распорядилась так печально,

Повествование моё, с трагическим концом.



Она та женщина, которых в свете много,

И имени её, нет смысла раскрывать,

Пожалуй, не сказать о ней - красива,

Но, безусловно, что-то близкое к святой.



В своих чревах хранит воспоминанья,

Хрустальной искрой бессловесных струн,

Как в звёздных одеяньях светлой ночи,

В них лёд и пламя слились в яростный союз.



В немолодые годы, сидя у огня камина,

Лишь с ним ведёт беззвучный разговор

И жизнь свою узрит в закладке ветхой книги,

Слезой пропитан истлевающий листок.



Он ей приснился, от прочтенья той страницы,

Когда весна вдохнула прелестей букет,

В её нетронутую, девственную душу,

В ещё не распустившийся девичий цвет.



Она ждала его, храня в мечтаньях грёзы,

Рисуя образ благородства без химер,

Такой один, единственный на миллионы,

Что предначертан проведеньем только ей.



С копьём в руке, в блестящих латах,

Примчится к ней венцом на огненном коне,

Исполненный земным смиреньем и любовью,

Возьмёт за руку, скажет ей смущённой:-



 «Любимая, тебя ища, извергнул бездну,

Сквозь адовы горнила я прошел во тьме,

С небесной ратью покорил полмира,

За подвиги, всевышней мне отдал коня.



На нём умчу тебя к небесным далям,

Дорогу нам укажет бирюзовый свет,

В лучах светил, багряным золотом блистая,   

Там ждёт хозяйку мраморный дворец».



Да будет так, горит в душе надежда,

Её стремленья целомудренно чисты,

Вот только ожиданья так истомны,

С ума сводили, мерно тикая часы.



И вот однажды, в блике летнего заката,

Описывает взор знакомый ей лишь силуэт,

Пурпурный луч румянит гордый профиль,

И затмевает им потоки всех Кассиопей.



В тенистой роще, по тропе пахучей снеди,

Он шел, чеканя равномерные шаги,

Он рыцарь, он любви лазоревой достоин,

В её глазах он безупречный паладин.



Он к ним пришел, почтение заверить,

Аристократ, соседнего владения дитя,

Невинной прелести девицы заприметив,

Он обещался посещения свои не забывать.



Он стал желанным гостем и бродя по парку,

Ведя под ручку обожающий его букет,

Читал безвкусно сочинённые им дифирамбы,

Уже не слышащей фальшивости фальцет.



И как же ей наивной, не влюбиться,

В питомца дев распутных двух столиц,

Где лицемерие, не называется пороком,

Он был по времени блестящий дворянин.



Ему так нравилось держать в руках голубку,

Своей постыдной воле, души подчинять,

Невинное создание, утехам  сластолюбца,

Как алтарю любви, себя покорно отдала.



С того момента дом перевернулся,

Всё жило ожиданьем близких перемен,

Её достойную, он назовёт своей невесткой,

Её достойный, поведёт он под венец.



Но день за днём текли и не видать просвета,

Почтением своим себя не утруждал,

Заполучив желанное, не устыдясь клейменья,

Он утомленный к новым интересам просиял.



Решив развеять грусть влюблённой,

Отец повез девицу в свет и там он был,

Он был с другой, другой всецело увлечённый,

Наглец, ничуть его поступок не стыдит.



Уязвлена она, не верила предательскому взору,

Сломив порыв нахлынувшей невзгоды,

В средине зала безмятежно оглядела подлеца,

Вдруг изрекла, с достоинством, сурово:-



«Признаюсь, я любила вас, наверное, любила

Слишком много и возвращаю данное мне слово,

Я презираю вас, и вас мне бесконечно жаль,

Губя наверняка себя, я отрекаюсь от тебя».



Жжет грудь печать онегинского поцелуя,

Но не услышать нам рыданий оскорблённой,

Найдя опять его глазами, её уж не изнежил,

Влитой по стати, модно скроенный пиджак.



От тех событий отделяет много вёсен,

Он не встречался ей, но прочитала из газет,

Закончил мерзко он и очень, очень скоро,

Заволоклись события очерченные мною.



Душевные тревоги улеглись, лишь иногда,

Когда багряный луч вечернего заката,

Ложился по теням душистых рощ,

Ей вспоминался он, тот первый, вдохновенный.