Автор: Петр Шмаков





1

Жевала корова незрелые мысли

и жвачкой коровьей весь разум мой выстлан.

В извилинах мозга мышиные норы,

а глаз муравьиный обследует поры.



Дыханье моё, но и волка и лани,

а голос сорвался на вопль обезьяний.

Я – стадо звериное на водопое

и в берег упёрся трёхпалой стопою.



Я в берег упёрся копытом, когтями

и воду хлебаю со всеми гостями,

со всем разношерстным клокочущим миром,

отравлен, раздроблен веков эликсиром.



Я звёздами весь до макушки истыкан,

а кожа послужит луне барабаном,

и бестолочь длится до самого стыка

с дремучим, весь мир одолевшим, бурьяном.



До самого края, до самой могилы,

и нет разделенья у жизненной силы,

а есть переходы, теченья, влеченья

и есть из берлог и из гнёзд извлеченье



и тыканье носом в реальность единства

из тьмы, от истоков растущего свинства,

реальность кромсанья, хлебанья, жеванья,

реальность в клубки против воли свиванья.



2

«Мы – сон, мы – виденье, надежда исхода,

мы – берег последнего, чёрного года.

Мы в вечности нашей малы, уязвимы,

мы – тень мотылька, пролетевшего мимо.



Мы будем советовать, только поверьте.

Вы дни нашим голосом тихим измерьте

и шелестом крыльев почти незаметным

и нашим бессмертьем почти безответным.»



Их личики бледные в пятнах румянца

от радости воздуха, лунного танца,

одно выражают – мы здесь, мы поможем,

за вас наши головы лёгкие сложим.



А Бог далеко, только ангелы-крошки

жужжат и на свет прилетают как мошки.

Торшеры и люстры, настольные лампы

манят их огнями, соблазнами рампы.



3

Ещё мы не знаем, что смерть, как явление,

не тело, а душу готовит к растлению,

к загадкам проклятым, вопросикам сфинксовым,

ответам примерным, податливым, гипсовым.



Ещё мы не знаем и сердце не ведает

в каких мышеловках придётся посиживать,

посматривать робко на прутья бесстыжие

и видеть как мир непрерывно обедает.



Как чавкает, хрюкает и примеряется

схватить что получше, костями швыряется.

И летом и грустной заплаканной осенью

по сердцу сквозит неожиданной просинью.



4

Жалость отбросить, себе изумиться.

Кто ты – паук, человек или птица?

Так как во всём поселилась случайность,

это не важно. Но есть чрезвычайность



в моём положеньи, а шорохи ночи

намёк посылают – прицел мол неточен.

Сместился прицел, надо брать аккуратней,

иначе промажешь ещё необъятней.



Дрожащему мне предлагают наводку

в глубины трагедий, в их сердце, серёдку.

И ночь не поможет и день не обманет.

И старость нахально маячит в тумане.