Известно высказывание Кювье - он сожалел, что наука изменилась, наука об именах стала сложнее науки о вещах. Рост формализации, номенклатура и прочие дела. Понятно. Это перелом первой трети XIX в.

Кто оформлял статью на сайте журнала или заявку на грант, или отчет - может почувствовать. Уже следующий этап. Что терминологические сложности встают стеной перед тем, кто - допустим - понимает суть дела, это ясно. Наука уже неотделима от терминологии, говорить "простым языком" ей более не суждено, и чтобы знать дело, надо учить язык (термины), другого пути к современному знанию нет.

Но теперь уже новый перелом - возник слой формализованного мышления и действования, без которого также уже немыслима современная наука, и он столь же необходим - понимать дело нельзя уже не только не владея терминологией. Кажется, нельзя теперь отделить это понимание от того слоя формализованного, бюрократизованного навыка "работы с информацией", который уже толще слоя терминологии.

Внесловесные "интуитивные" умения ориентироваться в формах, альтернативных выборах, навыки оформления, увязывания с пунктами, обозначенными в параграфах - все это бюрократическое искусство слилось теперь с формой знания. И недаром столько значит методология - не просто "вот так", а "получено с соблюдением методов".

Если это так, то знание изменилось. Поскольку и насколько оно увязано в единое целое с названиями и бюрократическими процедурами, - это совсем иное знание, чем знание прошлого. Оно иначе функционирует, по-другому мыслится, отвечает на иные вопросы - на старые отвечать не способно, а новые, соответстввующие этому знанию вопросы, и придумать не так легко.
Для этого уже впору искать новое слово.
Когда-то придумали слово science, и это было нечто новое, не путаемое с прежним знанием-пониманием, схоластикой-философией. Оно занималось другими предметами и говорило другим языком. А сейчас опять новое. Как оно называется.