руководитель Центра китайских и азиатских исследований Международного научного комплекса «Астана» Светлана Кожирова




«Китайская угроза» - это миф, который свойственен обывательскому сознанию, но никак не серьезным ученым, считает руководитель Центра китайских и азиатских исследований Международного научного комплекса «Астана» Светлана Кожирова. К сожалению, этот миф широко распротранен в Казахстане, население которого опасается наплыва китайских мигрантов. Казахстанцы убеждены, что китайцы ставят перед собой цель во чтобы то ни стало захватить новые ареалы обитания и для этого готовы заключать браки с местным населением, дабы после получения гражданства образовывать диаспоры и оседать на новой территории. В реальности же, китайцы практически не задерживаются в Казахстане и крайне редко связывают себя узами брака с гражданами республики, утверждает Светлана Кожирова.
- Светлана Басиевна, в Казахстане высказываются серьезные опасения относительно наплыва китайских трудовых мигрантов. Как обстоят дела в этой сфере в реальности?
- Дело в том, что, когда мы оперируем статистическими данными, в них всегда четко обозначается китайское гражданство. Однако под гражданами КНР общественное мнение в Казахстане почему-то представляет исключительно этнических китайцев. Хотя в статистике имеется градация, каково процентное соотношение казахов, уйгуров, дунган, собственно, китайцев и т.д. По этому показателю мы хорошо видим, то к нам из Китая едут в основном казахи, они же и остаются в Казахстане, получая паспорта граждан РК. Совсем небольшой процент из этого числа относятся к уйгурам. Количество ханьцев находится на уровне ниже статистической погрешности.
Для примера: согласно данным Управления миграционной полиции, в период с 1992-го по 2007 год гражданство Республики Казахстан приняли 21 тыс. 012 человек, из них казахов – 20 тыс. 968, то есть абсолютное большинство, уйгуров – 35, китайцев – 5 человек. То есть всего 5 китайцев за 15 лет.
Если китайцы и стремятся к чему-то в Казахстане, так это к тому, чтобы получить коммерческую визу, которая дает возможность многократного въезда в страну, а казахи и уйгуры – вид на жительство.
Если же посмотреть более свежую статистику, то она еще более безапелляционна и свидетельствует о том, что у китайцев нет интереса к казахстанскому гражданству. Так, в 2013 году на ПМЖ в Казахстане осталось 2 тыс. 931 оралман (этнический казах-репатриант) из Китая. При этом 6 тыс. 160 оралманов получили гражданство. В 2014 году гражданство РК получило 2 тыс. 324 человека в статусе оралманов. В 2015 – 320 оралманов. Всего за три года в Казахстан приехали и получили статус гражданина 8 тыс. 804 оралмана из КНР. А знаете, сколько китайцев получили паспорт гражданина РК? Ни одного! За этот период только два человека – не оралмана, стали гражданами Казахстана, переехав из Китая. Ими оказались два дунганина. Вот и весь наплыв китайцев в Казахстан, которого на самом деле нет.
К тому же, когда мне довелось анкетировать китайцев, временно прибывших в Казахстан по работе, многие – от 30 до 65 % участников опроса – заявили о том, что их материальное положение в Китае было «очень хорошим» или «хорошим». Только немногие – около 12 % отметили, что их жизненные условия были неудовлетворительными. Графу «очень плохие жизненные условия» не отметил ни один анкетируемый.
Так что можно с уверенностью сказать, что из Китая к нам идет наплыв исключительно репатриантов-казахов. Китайцев, которые приезжают к нам по трудовой визе, можно разделить на несколько категорий.
Первая – это работники банков, коммерческих компаний, торгово-промышленной палаты и т.д. Вторую группу составляют торговцы или рабочие на строительных объектах. Но никто из них при анкетировании не указывает на намерение остаться. В основном китайцы заявляют, что в Казахстан они приехали на заработки.
Есть еще и третья категория – те, кто приехал в Казахстан для того, чтобы потом уехать в Россию, как более привлекательную с точки зрения развития рынка страну. Они использовали временное пребывание в Казахстане как плацдарм для дальнейшего переезда в Россию.
Дольше оставались лишь те, у кого хорошо развивался бизнес в Казахстане. Но и среди них я не встречала людей, настойчиво добивающихся получения казахстанского гражданство. Таким образом, все, что ретранслируется сегодня о китайской миграции в казахстанских масс-медиа, является по большей части продуктом искаженных представлений.

- Кстати, в России тоже существуют определенные мифы относительно засилья китайцев. Например, в минувшем 2016 году на территории Сибири и Дальнего Востока РФ находилось 400 тыс. китайцев, тогда как узбеков там проживало 1 млн 800 тыс. человек, а таджиков – 1,5 млн. Таким образом, миф о китайской миграции существует везде.

- В свое время в экспертной среде бытовало такое мнение: китайская миграция и китайская торговая миграция – это не просто хаотичный процесс, якобы он контролируется правительством КНР и имеет конечную цель – например, создание китайских землячеств. В какой-то момент эти идеи проникли и укоренились в экспертной среде, они продолжают жить в ней до сих пор и многие эксперты ими оперируют.
Однако никто не может привести никаких подтверждающих документов о том, что такое решение было принято и поддерживается на самом высоком уровне. То есть, это исключительно конспирологические теории, основанные на аберрации психологического восприятия. Важный момент здесь заключается в том, что китайские землячества, китайская диаспора никогда не интегрируется в национальное общество, в котором она живет. Это порождает страх и опасения. Ведь китайцы живут замкнуто в своих кварталах, «чайнатаунах», провоцируя фобии у разных людей, большинство из которых слабо разбирается в нюансах китайской культуры.
Один из выводов моего исследования сводится к тому, что китайские мигранты чрезвычайно медленно ассимилируются местным населением. Смешанные браки для них практически исключены. Они в основном ориентированы не на оседание в Казахстане, а на предпринимательскую деятельность, форсированное накопление капитала, удержание рынка, либо на последующий переезд в Россию и Европу.

- Любопытно, а ведь в Казахстане бытует мнение, что китайцы едут в республику для того, чтобы вступать в брак с местными гражданами или гражданками.
- Я не знаю, как изменилась ситуация за последние годы. Но десять лет тому назад я писала заявки во все ЗАГСы страны, чтобы мне ответили, сколько браков было заключено между этническими китайцами и казахстанцами. Тогда за период в пять лет удалось насчитать только три таких брака. Причем, я не думаю, что ситуация кардинально изменилась. Ведь если бы этих браков стало бы намного больше, то они бросались бы в глаза – но мы практически не наблюдаем этого явления.
Как бы обидно это не звучало, но, насколько я могу судить, китайцы сами не горят желанием и не стремятся к бракам с этническими казахами. Анкетирование продемонстрировало, что к этому вопросу они относятся без энтузиазма. Более охотно китайцы реагируют на возможность брака с этническими русскими.
- Может они не стремятся к смешанным бракам, поскольку опасаются негативной социальной реакции…
- Нет, дело не в этом. Просто у них есть свои интересы и вкусы, которые срабатывают на личностно-психологическом уровне. Конечно, имеются отдельные редкие случаи, когда действительно возникает любовь, переходящая в брачные отношения между китайцами и казахами. Но говорить о том, что в Китае нет невест, что китайские женихи спят и видят, как бы приехать в Казахстан и увезти отсюда казашек, это, конечно же, глупость.
- В своей работе «Китайская миграция и Казахстан» вы выдвинули тезис о том, что в экономически развитых странах практически нет ни китайских «торговых меньшинств», ни «чайнатаунов» (исключение – Великобритания и США). Эффективным ограничителем китайской иммиграции является консолидированность нации на базе национальной идеи или религии. Так, в странах Юго-Восточной Азии мощным ограничителем расширения экономической и культурно-цивилизационной экспансии китайской диаспоры выступает ислам. Получается, что исламский фактор может сдержать китайскую культурную экспансию и в Казахстане?

- Эта идея рассматривается исследователями с 70-х и 80-х годов прошлого столетия. Особенно теми, кто занимается историей и современным положением Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая. Многие из этих экспертов считают, что Китаю не удалось поглотить Синьцзян полностью и ассимилировать уйгуров из-за исламской компоненты, которая стала важный элементом противостояния проникновению китайской культуры и китайскому поглощению. Эта идея достаточно спорная и не всегда ее поддерживает экспертное сообщество. Но я согласна с тем, что исламский фактор представляет собой мощный якорь, который сохранил самоидентификацию уйгур. Благодаря ему эта мятежная провинция до сих пор не «переварена» Китаем. Причем заметьте, что все эти исследования делались еще тогда, когда мы не знали ни о салафизме, ни о других течениях. То есть некий барьер проникновению китайской культуры ставит традиционный ислам, а не его радикальные движения, о которых стало известно гораздо позднее.