14 февраля, 2017.
ia-centr.ru
Диаспоры из Центральной Азии, укрепляя свою этнокультурную самобытность в российских регионах, базируясь на прочной основе исторических связей, цивилизационного единства евразийского мира, выступают особой геополитической, внутриполитической и социокультурной системой в Российской Федерации.

Укрепление «братских» и партнерских отношений между евразийскими странами – важнейшая предпосылка постепенного формирования консолидированных, дееспособных и устойчивых условий для ассимиляции евразийских диаспор на просторах постсоветского пространства. Внутренняя самоорганизация и евразийская риторика позволяют зарубежным диаспорам из Центральной Азии стать полноценными сообществами в России, несущими не только этнокультурное, но и этнополитическое содержание.

Подготовленный материал позволяет выявить общие черты диаспоральных структур из Центральной Азии в России, продемонстрировать единство евразийского замысла подобного рода процессов. Читатель может ознакомиться с перечнем наиболее известных центрально-азиатских диаспор в России (с указанием контактной информации). Адресован ученым, преподавателям, аспирантам и докторантам гуманитарных дисциплин, студентам гуманитарных вузов, представителям отечественного и зарубежного экспертного сообщества, а также широкому кругу читателей, интересующихся проблемами миграции на постсоветском пространстве.

© ЦГИ «Берлек – Единство»

© Мурзагалеев Р.И., Сулейманов А.Р.,Чекрыжов А.В., Мурзагалеев Б.Р.

*******************


ДИАСПОРАЛЬНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ПОСТСОВЕТСКОГО ПРОСТРАНСТВА И НОВЫЕ КОММУНИКАТИВНЫЕ ВЫЗОВЫ


В основе возникновения диаспоральных структур лежат не только рационально-экономические принципы, но и идентификационно-цивилизационные коды. Исследователь И.Д. Лошкарев пишет по этому поводу следующее: «Эти связи потенциально более интенсивны, но и менее устойчивы в сравнении с институциональной коммуникацией. Проще говоря, диаспоры способны работать с большей отдачей, но могут и быстро «перегореть». Поэтому для эффективного использования ресурсов диаспор требуется умелый подход»38.



Исходя из логики И.Д. Лошкарева, диаспоральные структуры изначально формируются как некие системообразующие сообщества в неинституциональном пространстве («система вне системы») и пытаются интегрировать людей по идентификационно-цивилизационным кодам («культурный бэкграунд»). И только потом приобретают черты институциональности.

По нашему мнению, подобная позиция не лишена научного смысла и подтверждается диаспоральностью постсоветского пространства, где принципы единения всегда имели и имеют какое-то особое духовно-идейное значение. Даже академическая наука не всегда успевает в полной мере объяснить этот феномен и интерпретировать его.

Очевидно, что постсоветское пространство несколько иначе воспринимает и транслирует сущность диаспоральных структур, что обусловлено ходом исторического развития самого постсоветского региона. Естественно, диаспоральность не может полностью определять перспективы сохранения евразийского притяжения государств на постсоветском пространстве. Несомненно, что евразийская идея куда шире диаспоральных границ и возможностей государств. Диаспоральность есть ключевой фактор для

определения показателя интегрированности и может быть подкреплена сильными цивилизационными ценностями. К примеру, если взять две одинаковые по размеру этнические группы, чьи показатели рассеянности по территории также одинаковы, то вероятно, что именно группа с общей историко-цивилизационной ментальностью будет чувствовать себя в стране пребывания более комфортно. И в этом уникальность постсоветского пространства.


По мнению эксперта Р.Р. Назарова, диаспоральная уникальность постсоветского пространства подтверждается наличием действенных национально-культурных объединений в странах исхода: «Так, в Казахстане активно функционирует Ассамблея народов Казахстана, в Кыргызстане – Ассамблея народов Кыргызстана, в Узбекистане – Республиканский интернациональный культурный центр и т.д. Руководством государств активно используются ресурсы, которые дает этническая близость между диаспорами и зарубежными государствами. Так, стало распространенной практикой включать в состав официальных делегаций при визитах в ту или иную страну руководителей соответствующих национально-культурных центров и обществ»
Как пишет в своих работах М.А. Мыльников: «Несмотря на утрату национальными государствами монополии на внешние сношения, подавляющее большинство новообразованных международных структур не заинтересованы в нивелировании их позиций. Государство представляет собой универсальный политический механизм, пригодный для реализации целей и задач структур, следовательно, на первый план выходит стремление использовать существующий государственный аппарат, предельно адаптировав его к корпоративным интересам (в нашем случае – евразийские интересы)».



Евразийская сущность постсоветских диаспоральных структур отчетливее всего проявляется в процессе их непосредственного участия в интеграционных процессах. Подобные контакты являются существенным стимулом для дальнейшего укрепления евразийских ценностей, которые простираются (транслируются) от отдельных диаспоральных систем до постсоветских стран, способствуют сближению и объединению государств по цивилизационному принципу.

Руководствуясь необходимостью в терминологической и концептуальной строгости, стоит более детально соотнести историко-цивилизационную сущность феномена диаспоры с явлением «постсоветское пространство».

Понимание авторами данной работы категории этно- политического (этнокультурного) пространства солидарно с определением, данным учеными И.Ю. Рябковым и Н.Б. Череминым: «Этнополитическое пространство – это многомерный, сложно структурированный пространственно-временной континуум политической коммуникации, в которой принимают участие разностатусные политические субъекты и политически оформленные системы, ассоциированные с этническими группами при помощи специальных идеологий»41.

Постсоветское пространство получает форму глобального региона, а интеграция выступает уже не внутренним механизмом взаимодействия бывших советских республик, а инструментом конструирования качественно нового пространства, в котором, с одной стороны, соединяются и разъединяются постсоветские государства, а с другой стороны, появляются новые участники глобальной неоевразийской регионализации.

Евразийство не просто отрицает однополярную глобализацию, оно выдвигает конкурентный и не менее обоснованный проект многополярной глобализации как альтерглобализации.

Для постсоветского пространства характерно:
1. «Плюрализм включенности», в нем нет строго фиксированного членства, один и тот же человек может принадлежать к нескольким постсоветским сообществам (гражданин Казахстана, евразиец, руководитель диаспоральной структуры в России и т.д.) и такой индивид всегда будет рассматриваться как «свой» в призме постсоветского.
2. «Социальная память» (коммуникативно-культурная память), связанная со значимыми событиями общества, каналом распространения которой являются памятники, тексты, праздники, события. Ученый Я. Ассман выделяет 5 характеристик социальной 41
памяти. К ним относятся:
– Формирование отношения к определенным группам. Данная характеристика заключается в том, что на основе полученных знаний, которые были созданы культурной памятью, индивид становится способным формировать положительное или отрицательное отношение к социальным группам.
– Социальная память формируется с помощью общества, которое имеет «способность реконструировать» образы прошлого, так как сама по себе память «не имеет возможности сохранять прошлое». Социальная память реконструируется путем соотнесения с настоящим, вписывания в современный контекст.
– Социальная память конструируется посредством множества каналов – письменных, устных, ритуальных практик.
– Социальной памяти необходимо обладать «институциональной поддержкой». «Институциональная поддержка» может выражаться в проведении различных церемоний. Также социальная память основывается на «поддержке носителей» (например, носителями могут выступать жрецы).
– Одной из характеристик социальной памяти является рефлексивность, «через свое культурное наследие общество осознает себя и становится осознанным для других»42.
Постсоветское пространство определяет ситуации, в которых диаспоральные сообщества, перемещаясь в рамках одного постсоветского поля, уже изначально (на уровне исхода) связаны крепкими цивилизационными и идейно-историческими узами в уникальное евразийское образование, как между отдельными постсоветскими странами, так и внутри этого пространства.
Так, по мнению эксперта Г. Бартоша: «Ситуация находящихся в диаспоре граждан бывшего Советского Союза после его распада является, однако, уникальной. Она противоречит традиционному пониманию среды диаспоры по многим причинам.
Во-первых, из-за отсутствия родимой земли – политической родины, которой многие советские граждане считали эту великую страну. Во-вторых, постсоветская диаспора имеет надэтнический характер, лингвистически разнородный, поскольку сама система СССР была гетерогенной. Здесь нет стремления к сообществам, базирующимся на национальных традициях, людей объединяют цивилизационно-сентиментальные чувства, часто называемые ностальгией (такие чувства чаще всего появляются с течением времени и связаны с тоской по молодости). В результате мы нередко сталкиваемся с особой диаспорой, которая очутилась вне пределов родины, хотя место ее проживания не изменилось. Эта диаспора может стремиться вернуть прежние, сложившиеся в эпоху СССР реалии жизни в ностальгическом измерении»43. И это ностальгическое измерение формируется посредством евразийских коммуникаций.
Евразийская коммуникация представляет собой совокупность всех взаимодействий межгосударственного характера, осуществляемых субъектами и агентами постсоветских отношений в контексте международного сотрудничества и интеграции. И постсоветские диаспоры служат теми самыми евразийскими коммуникациями XXI века.