13 марта, 2017.



Петр Искендеров
Визит президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана в Россию проходит в условиях масштабных сдвигов в международных отношениях. Рушатся казавшиеся ещё вчера незыблемыми представления, складываются новые союзы.
Если с этой точки зрения взглянуть на карту Евразии, то можно заметить, что положение Турции является одним из наиболее сложных. С одной стороны, Анкара не без успеха пытается играть самостоятельную роль в сфере её давних интересов, оказывая давление на Европейский союз в миграционном вопросе, дистанцируясь от США и проводя активные операции в Сирии. С другой стороны, турецкое руководство хорошо понимает ограниченность пространства для таких маневров, учитывая членство Турции в НАТО и зависимость от расстановки сил в многоугольнике Москва – Вашингтон – Анкара – Тегеран – Дамаск.
При этом президент Эрдоган не может абстрагироваться от настроений внутри страны, которые гораздо больше зависят не от продвижения турецкой заявки на вступление в ЕС и не от судьбы сирийского города Эль-Баб, а от уровня внутренней террористической угрозы и экономического положения Турции. Всё это вынуждает турецкие власти к проведению многовекторной политики в духе старой османской традиции играть на противоречиях великих держав (в сегодняшних условиях, прежде всего, России и США).
В этом контексте следует рассматривать и состоявшуюся 7 марта в Анталье встречуначальника российского Генштаба Валерия Герасимова, председателя Объединённого комитета начальников штабов США Джозефа Данфорда и начальника турецкого Генштаба Хулуси Акара. В таком формате ситуация в Сирии и Ираке обсуждалась впервые.
Турция заинтересована в том, чтобы обеспечить максимально возможный контроль за ситуацией в сирийских районах, населённых курдами. Ей, похоже, удалось кое-чего добиться в плане «разменов», или, проще говоря, сделок, к которым тяготеет и новая администрация США. В частности, в обмен на своё обещание не предпринимать активных наступательных действий в районе подконтрольного отрядам сирийских курдов города Манбидж Турция, согласно имеющейся информации, заручилась поддержкой своей идеи создать в ряде курдских районов смешанную администрацию с участием представителей Дамаска с тем, чтобы воспрепятствовать автономизации этих районов.
Сложность игры, которую ведёт Анкара в условиях не определившегося характера российско-американских отношений, точно подметила турецкая газета Türkiye: «Анкара… выглядит решительной в разгар всей этой неопределенности. Она намерена сохранить роль посредника в сирийском вопросе между союзником США, с которым ее связывает проблемный брак, и соперником, но другом - Россией». Какподчёркивает The New York Times, «основная цель Турции заключается не столько в борьбе против ИГИЛ, сколько в том, чтобы помешать сирийским курдам создать минигосударство на севере Сирии».
Ещё одна задача, решаемая турецкими руководителями, – это попытаться обеспечить за Турцией в сирийском урегулировании более высокий статус по сравнению с Ираном, который в Анкаре обвиняют в стремлении создать «шиитский альянс».
При этом сама Турция последовательно проводит в жизнь принцип, сформулированный ещё Мустафой Кемалем Ататюрком применительно к СССР. Основатель Турецкой республики говорил, что Анкара должна «играть на опережение» и, не дожидаясь неизбежного, по его мнению, распада Советского Союза, укреплять связи с входящими в его состав тюркоязычными народами. С 1991 года Турция придерживается этой политики не только в Причерноморье, Закавказье и Центральной Азии, но и на Балканах. И уход (возможно, временный) с турецкой политической сцены автора концепции «стратегической глубины» Ахмета Давутоглу отнюдь не означает пересмотра курса «на опережение»: напротив, в ближайшее время он, скорее всего, будет акцентирован.
Картину осложняет кризис отношений Турции с Евросоюзом, особенно по линии турецко-германских отношений в связи с предстоящим в апреле общетурецкимреферендумом. Антитурецкое досье ЕС, включающее такие обвинения, как нарушение демократических свобод, преследование оппозиции, закрытие неугодных СМИ, низведение представительных и судебных органов Турции до ничтожной роли, становится всё более пухлым. И это подталкивает Анкару к активной «адресной» политике в отношении тех европейских стран (в первую очередь, на Балканах), которые в свете неоосманистского идейного комплекса рассматриваются как сфера турецкого влияния.