20 февраля, 2017.




Екатерина Озмитель,
доктор исторических наук, Москва



Николай Петрович Остроумов, выдающийся русский просветитель Туркестанского края, с сожалением писал о том, что власти в своей культурной и образовательной политике не учитывают реального потенциала ислама, руководствуясь отвлеченными идеями и устаревшими установками.

"…Жизнь мусульман не стоит в одном положении, а движется вперед. Для русского правительства не должно быть безразлично, в каком направлении продолжается это движение. Я с своей стороны могу только указать, что мусульманские школы, предоставленные самим себе, продолжали жить и расширяться, а одушевляющий их ислам крепнет и предъявляет христианскому миру свою силу [...]", – писал Остроумов в 1910 году

И далее: "Влияние Магомета на его последователей, как было, так и остается могучим, выдвигая время от времени из среды их целые толпы вдохновенных проповедников ислама, сильных сознанием своего религиозного единства, которые с дикой энергией стараются противодействовать распространению христианства и начал его культуры в Африке, в Азии и у нас в России. Такое именно пробуждение мусульманства наблюдается в последние 25-30 лет [...] Выдающиеся турецкие и русские мусульманские публицисты в последнее время усиленно занимаются "открытием" племен, принадлежащих к одной с ними расе, чтобы присоединить их к обще-мусульманской федерации"

Глубокое знание ислама, понимание процессов, происходящих в среде мусульманских народов, позволяло Н.П. Остроумову делать и другие важные наблюдения и точные прогнозы. К сожалению, его предупреждения не оказали должного воздействия на религиозную, образовательную и социокультурную политику Российской империи в Туркестанском крае, что существенным образом сказалось на трагических событиях 1916 года. В частности, недооцененной тогда оказалась религиозность киргизов (кара-киргизов, как тогда их называли).

И до сих пор, когда исследователи говорят о религиозности киргизов нач. ХХ века, обычно упоминают об их слабом укоренении в исламе, отсутствии духовных лидеров, малом количестве мечетей, отсутствии медресе, несоблюдении всех необходимых заповедей, господстве "кыргызчылыка" над шариатом. Чаще всего повторяются слова С.М. Абрамзона: "Ислам не успел пустить среди киргизов таких глубоких корней, как, например, среди их соседей – казахов" [3]. И даже, несмотря на то, что у самого Абрамзона – масса фактов, свидетельствующих об активном приобщении кара-киргизов к исламу, особенно – во второй половине XIX в., в исследовательской литературе постоянно повторяются общие фразы о "народном", как бы не активно действующем исламе, и из этого делается вывод, что их религиозность не могла быть заметной ни в духовной культуре, ни в повседневной жизни, ни в экстремальных ситуациях. Априори предполагается, что чем "правильнее" ислам у того или иного народа, тем сильнее, фанатичнее, должна быть реакция на действия иноверцев. Чем строже соблюдаются религиозные обряды, тем больше оснований для религиозного экстремизма. Но факты не подтверждают подобные предположения.

Например, И. Волков констатирует парадоксальность ситуации: "В коренных областях Туркестанского края (Сырдарьинской, Ферганской и Самаркандской), где оседлое мусульманское население было особенно "твердым" в вере, православные (как, впрочем, и все иные – христианские) богослужебные учреждения не подвергались нападению даже во время мусульманских бунтов. Только кочевники-киргизы, чья исламская религиозность была весьма поверхностной, в дни восстания 1916 г. сожгли несколько церквей в селениях Пржевальского уезда и разграбили Иссык-Кульский монастырь" [4].

Делить туркестанских мусульман на более и менее "укорененных" начали еще в имперский период, продолжается такая "классификация" и сейчас. Для этого есть основания, но сам сравнительный подход, основанный на неверифицируемом представлении о правильном ("твердом") исламе, порождает множество мифов, и стереотипных утверждений. В подобных случаях всегда полезно обратиться к фактам. Речь пойдет, в основном, о кара-киргизах, так как именно об их религиозности появились новые, еще не опубликованные данные.

К моменту вхождения киргизов в состав Российской империи в подавляющем большинстве своем они считали себя мусульманами. И также к ним, последователям ислама, относились русские государственные служащие, казаки и переселенцы, о чем говорят все отчеты, обследования и вообще вся дореволюционная литература. Общее название для всех коренных народов Туркестана – мусульмане.

Почти все крупные бай-манапы (Шабдан, Берикбай, Кадыр-аке и др.) содержали мечети, мулл и школы-мектебы, занимались строительством новых мечетей и распространением религиозной грамотности. Мечети в Чуйской долине и Прииссыккулье несомненно существовали, и не только в городах. Красноречивый факт: согласно сведениям, представленным ЦИК КирАССР в Президиум ВЦИК, с 1918 года по 1932 год советской властью было закрыто 199 мечетей, 44 молитвенных помещения и 12 "домов училищ" (очевидно, медресе) [5].

Мечети для киргизов в начале XX века уже являлись, хоть и не единственными, но важными общественными центрами, куда они обращались по различным вопросам совершения обрядов, паломничества, в разных спорных случаях. Помимо этого существовали "неофициальные" духовные центры возле мазаров, где муллы, суфийские ишаны или бакши давали советы паломникам. Крупнейшие из них – в г. Ош, в г. Туркестан, посещались очень активно всеми – и бедными, и богатыми.

Такие "святые места" способствовали если и не просвещению в вероучительном плане, то консолидации тюркских мусульман. Насыщенная исламскими образами народная поэзия, почитание могил каджи – "святых людей", совершивших хадж, клятвы на Коране, культ Идириса и многое другое свидетельствует о том, что ислам (в специфичной для Центральной Азии форме) все-таки, вопреки устоявшемуся мнению, был глубоко укоренен в сознании и образе жизни не только земледельцев, но и киргизов, не только манапов, но и простых людей.

С конца XIX в. начался активный процесс перехода кочевников к оседлому образу жизни, в связи с чем возрастало значение мечетей и медресе в общественной жизни киргизов. Усилению позиций ислама в крае способствовала также религиозная политика России. Имеется в виду передача духовных дел киргизов в ведение сартского духовенства, особенности образовательной системы: в русско-туземных школах и интернатах, где учились дети мусульман. Во всех этих заведениях муллы обязательно преподавали Закон Божий и даже насаждалось ношение мусульманских головных уборов, о чем с сожалением писал Н.П. Остроумов. Он также указывал на явные просчеты необоснованной, непоследовательной, противоречивой политики "инородческого" образования в Туркестане.

"Преподавание сартовского и персидского при посредстве арабского алфавита, – писал Остроумов, – окончательно установилось взамен киргизского языка с русской транскрипцией. Но в семинарию продолжали поступать почти исключительно киргизы, которых таким образом, вопреки прежнему проекту, обучали мусульманской письменности на сартовском и персидском языках..." [6].

Остроумов писал также о том, что новометодные школы, на которые возлагались надежды как на способ европеизации мусульманского образования, на деле занимаются идеологической обработкой учащихся в духе панисламизма. На территории Киргизии таких было четыре – все в Семиречье.

Очевидно, что вхождение киргизов в число народов Российской империи не только положило начало процессу преодоления межплеменных противоречий и их этнической консолидации. Оно способствовало также идейному сближению мусульман Туркестана и активнейшему вовлечению образованных представителей и их лидеров в религиозно-политические движения исламского мира того времени. А значит – их исламизации.

Это – общий фон, есть и факты, прямо указывающие на религиозность кара-киргизов Семиречья. В фондах Центрального архива кино-фото-фоно-документов Киргизии есть несколько фотографий:

В медресе перед отъездом в Мекку. 2-ой во втором ряду слева – Кемель Шабданов, сын Шабдана Джантаева. Фото н. ХХ в. [7];

Мечеть Шабдана Джантаева в Чуйской долине. н. XX в. [8].

На втором фотоснимке – надпись по-киргизски (латиницей) и по-русски "Мечеть Шабданова где было решено начать восстание".

Эти фотографии иллюстрируют слова К. Усенбаева о том, что в начале ХХ в. участилось паломничество из Русского Туркестана в Мекку, доходя до нескольких тысяч человек в год [9]. Г. Нуров пишет, что некоторые факты биографии родоплеменных предводителей – Мокаша Шабданова и Каната Абукина, совершивших паломничество в Мекку, "свидетельствуют о возможной связи их с турецкой агентурой. Русские власти рассматривали хадж как один из каналов распространения в России панисламизма, пантюркизма и русофобии" [10].

Известно, что религиозные чувства особенно возбуждаются в экстремальных ситуациях. Есть много свидетельств о религиозном поведении кара-киргизов в ходе событий 1916 года. Заведующий розыскным пунктом В.Ф. Железняков докладывал, что "при осаде Токмака и других сел наблюдалось, что кара-киргизы производили нападения "выезжали на войну", только днем, приблизительно с 7-8 часов утра до 7-8 часов вечера, а затем удалялись в горы, где обедали, отдыхали и молились, оставляя для наблюдения за селением партию разведчиков. Из моих допросов […], видно, что такой способ "войны" киргизы вели согласно постановлениям Шариата и вообще обычаям восточных народов (Иисус Навин, остановивший солнце для продолжения битвы)" [11].

О многом могла бы сказать символика семиреченских киргизов, но сведения о ней – крайне скудные. Внешний облик манапов – чалма (а не ак-калпак) – вполне мусульманские. В архиве хранится памятный коллаж [12] с фотографиями Шабдана Джантаева, русского офицера и бугинского манапа, большого друга русских властей. Фон этого коллажа – примечательный. Рядом с картинками, изображающими киргизские скачки, борону, русского переселенца на телеге перед церковью, есть изображение интерьера мечети с сидящими в ней людьми в чалмах, в точности, как на множестве фотографий того времени. Эти картинки – не просто зарисовка бытовых реалий киргизской культуры начала ХХ века. Содержание и композиция коллажа свидетельствуют об их идейном, программном значении. Это – эпизоды из жизни "передового" манапа Шабдана и, одновременно, программа преобразования Семиречья. В левой части – традиционные сцены – юрты, молитва, скачки. В правой – новое для кочевников – воинская служба, азиатский город с минаретом, земледельческие орудия.

Бляхи, которые носили сарыбагыши, упоминаются, но нигде не описаны, но есть данные о белых знаменах, с которыми разъезжали восставшие киргизы. Полотнище белой материи и древко было конфисковано у мятежников Джаильмышевской волости Верненского уезда [13]; под белым знаменем выступали бунтовщики на берегах Иссык-Куля. О цвете этого знамени с иронией отозвался архимандрит Иссыккульского монастыря Иринарх Шемановский, подробно описавший все дни киргизского бунта в Пржевальском уезде: "Около 9 утра с острова заметили группу человек в 50 всадников с белым флагом по средине. […] вскоре же разъяснилось, что то не кто иные, как свободно разъезжающие киргизы. Почему же у них белый флаг? Я думал и, как в последствии подтвердилось, не ошибся, что киргизы пользуются всякими тряпками для флагов, лишь бы он был. Где им было додуматься, что их мусульманскому флагу, как магометову знамени надлежит быть зеленым" [14].

Довольно-таки распространенное среди не-мусульман заблуждение. Между тем, по мнению В.В. Акунова, "никаких вразумительных данных на этот счет не существует. Известно лишь, что зеленым было боевое знамя не Мухаммеда и не его преемников – первых праведных халифов […] – а халифов династии Омейядов (Умайядов)" [15]. Войсковые знамена – "райя" – многих мусульманских племен, в том числе курейшитов, были белыми или имели широкую белую кайму. Личный флаг посланника Аллаха – "лива" – черный, но в хадисах упоминается и белое знамя, под которым он вступил в Мекку. Белое знамя в мусульманской символике связывается с территорией ислама – "Дар аль-ислам", в отличие от черного знамени, которое символизирует "Дар аль-куфр", территорию неверия. Мусульманское знамя может быть также и красным. Красное мусульманское знамя начала ХХ в. хранится в Киргизском историческом музее. Здесь уместно вспомнить про это знамя, так как этот предмет культа, принадлежащий кара-киргизам, свидетельствует об их религиозности и о том, что они разбирались в своей символике лучше архимандрита.

Поднимая белое знамя, восставшие заявляли, что Семиречье – это земля ислама, что на этой земле нет места иноверцам, что власть здесь должна принадлежать мусульманам. Из "Дневника настоятеля монастыря" известны случаи попыток обращения пленных русских в ислам: "В Преображенское прибыл бежавший из киргизского плена мальчик 14 лет Иаков Шушебин. […] Киргизы схватили его с матерью и другими 30 людьми 10 августа. В плену со всех поснимали и изрубили кресты, мальчиков оставшихся живыми побрили, хотя некоторые из мятежников настаивали на лишении их жизни" [16]. И далее: "Забирая русских в плен, они условием сохранения жизни несчастных ставили обязательства принятия ислама. Я знаю много случаев, когда даже женщины и молодые девушки, к которым они относились с особым покровительством вообще, гибли под ударом палачей за то только, что, соглашаясь силой обстоятельств стать женами мятежников, просили разрешить свободу веры" [17].

К числу символических действия относится также уничтожение церквей: мужской миссионерский Свято-Троицкий Иссык-Кульский монастырь был разграблен, около 30-ти церквей и молитвенных домов были сожжены в Пишпекском, Джаркентском и Пржевальском уездах.

Религиозность киргизов, недооцененная российскими властями, учитывалась ее внешними противниками (напомним, речь идет о периоде I Мировой войны): Германией и Турцией, которые делали ставку именно на их исламскую идентичность, занимаясь пропагандой среди туркестанских мусульман, разжигая межнациональную и межконфессиональную рознь. Турецкая пропаганда заключалась в запугиваниях (что русские призывников насильственно окрестят и заставят есть свинину) и в обещаниях переселения в Турцию, выступления войск из Афганистана, победы Турции в Первой мировой и создания панисламистского государства. Здесь же – обещание поддержки со стороны восставших китайских мусульман, надежды на эмиграцию в Китай, близкий и понятный именно для киргизов Южного Семиречья.

Здесь же – планы создания на землях, отколовшихся от двух империй, мусульманского государства. Многочисленные примеры такой пропаганды приводит Д. Маджун. Например: "По свидетельству крестьянина с. Николаевского Гу-Ган-Фу Гушинтая, в Пржевальском уезде один из руководителей общества "Гэ-Лао-Хуэ" проживает среди киргизов и дунган и уже подготовил почву к восстанию мусульман против русских, приглашал некого Джи-Эр-Шанью выезжать в Токмак для такой же работы там. Южи хай намеревался стать ханом в новом мусульманском государстве. В горах над Пржевальском в начале августа происходят собрания киргизов, на которых выступают агитаторы из Китая" [18].

В докладе и.о. зав. переселенческим делом в Семиречнской области В.А. Гончаревского цитируется донесение Шебалина: "…побывавшие в плену у киргиз по месяцу и больше, слышали от многих киргиз, в том числе от воспитанников Верненской учительской семинарии и питомцев Пржевальского интерната рассказы о том, как представители не только рода Шабдана, но и волостей Тонской, Улахольской и друг. были в Турции, где получили деньги, оружие, обещание устроить в Туркестане особое киргизско-сартовское царство" [19].

Чтобы понять, можно ли было относиться серьезно к планам создания мусульманского государства в Семиречье, уместно вспомнить "проект" берлинского ученого исламоведа-тюрколога М. Хартмана, предлагавшего для российско-подданных и китайско-подданных кара-киргизов и кайсак-киргизов создать на границе России и Китая независимое от них государство Киргизстан. По мнению Хартмана, эти народы ненавидели как Россию, так и Китай, и при первом проявлении слабости этих государств они должны были восстать [20].

Идеи создания исламского государства будоражили умы семиреченских мусульман и после 1916 года, объединяя их для восстания против большевиков. В 1920 году информанты Объединенного осведомительного бюро сообщали в Туркестанский ЦИК РСФСР следующее: "По слухам три тысячи мусульман [Китая] готовы с белогвардейцами выступить против России. Существующая в России панисламистская организация поставила своей конечной целью свержение советской власти в Туркестане. В настоящее время она ведет усиленную подготовку предполагаемого восстания мусульман. Организация возникла из комитета, созданного для оказания помощи мусульманам, бежавшим в пределы Китая во время карательной экспедиции Муравьева в Семиречье в 1917 году. Во главе Комитета стоят мусульманские купцы из Джаркента, Пржевальска, Верного и др. городов, прежде торговавших с Китаем […]. Во главе вновь возникшей с апреля месяца организации стоят видные члены прежнего Комитета, купцы: Усан-Бек – Юнусов, Адабек Юсупов, Тюбек Исангулов, Махмуд Джалинов, Абдулла Хакимов и Бекимов. […] при арестованном [китайскими властями Бекимове – Е.О.] были найдены прокламации, призывающие мусульман к восстанию. Панисламистская организация поддерживает связь с мусульманским населением Туркестана, преимущественно с купцами и баями, главным образом, в пограничных уездах – Джаркентском, Пржевальском и других. Имеется также связь с Ташкентом" [21].

Трагические события Первой Мировой войны, восстания 1916 года, революций и гражданской войны актуализировали исламскую идентичность кара-киргизов. Стереотипное отношение к "народному" исламу привело в тот период к серьезным просчетам в государственно-конфессиональной политике и, как следствие, к экстремизму. Этот опыт надо учитывать и сегодня.