Автор: Андрей Бедный





"Бояться не надо!" (некто М. Жванецкий)



Ну вот прошел еще один год. Опять доверились и опять опоздали.

- Как ваше мнение?



- А черт его знает.



- Что может быть?



- Все может быть.



- Что делать?



- Давай так: СТРАХ ИСПЫТЫВАТЬ МОЖНО, А БОЯТЬСЯ НЕ НАДО.



Хватит цепляться за эту жизнь. Как мы убедились - в ней ничего хорошего. Несколько раз вкусно, несколько раз хорошо. И это все.



Любое правительство либо нас сажает в помои, либо мы его сажаем туда. То есть оно нами руководит оттуда. И даже не руководит, а посылает и отнимает.



Что там было в этой жизни? Я вас спрашиваю, что там было в этой жизни... Много разной водки, поэтому ничего вспомнить невозможно...



- Миша, как вы меня не вспоминаете, мы же в поезде литра три выпили...



- Поэтому и не вспоминаю, сынок.



Ибо, как радость, мы пьем истово, до состояния ликования; как горе - пьем до состояния заглушения...



Да. Этого жалко. Водки с друзьями жалко. Водки на кухне, беседы рот в рот жалко. Любви на подоконнике жалко. Это только мы, это только у нас: лампочку в парадной хрясь и любишь, как ротный старшина, как бездомный кот, горящий изнутри. Любви жалко, выпивки жалко. Возвращений. Блудных следов своих путаных с другом вдвоем мокрым утром туманным, нелетным, милицейским жалко...



Снега жалко тихого в лесу, шапочки меховой и личика под ним румяного, глазастого, переходящего в ножки нежные, скрытые под джинсовым панцирем...



Жалко. Да... За всю жизнь, за все годы, за все жизни моего деда, прадеда, отца, отчима, второго отчима и меня - ни одного толкового правительства.



Оно что, присуждено? Оно что, там глубоко наверху решено, что мы должны мучиться?



Клянусь, из взаимоотношений с властью вспомнить нечего. Ну нечего! Отнять и послать. Послать и отнять. И из нас же! Из нас же!! На моей жизни, из того, что я помню, никогда не мог сказать, что эта компания откуда-то приехала. Ну рожи прошлые мы же все помним! Ну, еще раз напряжемся: рожи, те, что у киоска с утра, те и там, наверху. Как эти не могут двух слов связать, так и те. Эти - глаза маленькие, лицо большое, идей нет, и те - глаза маленькие, лицо большое, идей нет... Эти думают, чего бы с утра, и те... Ни разу никто не сказал правильно по-русски. Все через мат. Я сам матом могу. Все мы матом можем. И чего дальше?



Сейчас некоторые наши из оголтелых кричат:



- Лучший генофонд уничтожен! Мы нашли виноватых! Давай за нами!



Куда ж за вами, если лучший генофонд уничтожен. А вы тогда кто? За вами пойдешь, опять морду набьют. Где же найти приличный генофонд? Куда деваться человеку не совсем здоровому, но тихому и порядочному?



Почему у нас старый от молодого мозгами не отличается - вспомнить нечего. Что-то есть типа мелочи в кармане: сырки в шоколаде за восемнадцать копеек, пол-литра за три шестьдесят две, фруктовое эскимо за восемнадцать копеек. И только древние старики помнят по-крупному: глубокое и постоянное изменение нашей жизни к худшему. То есть непрерывное улучшение, приводящее к ухудшению жизни на основе строительства коммунизма, развитого социализма и недоразвитой демократии с нашим лицом.



Пишите мемуары. Мат, стояние в очередях, ожидание в приемных, долгие, бессмысленные разговоры с вождями и кипа собственных жалких заявлений:



"Прошу не отказать", "Прошу учесть", "Прошу обратить внимание", "Прошу выделить", "Прошу похоронить"... И такая же дурная резолюция в левом углу:



"Иван Васильевич, при возможности прошу изыскать".



А я мать его в гроб!



Давай вспоминать дальше, чтоб оправдать неистовое стремление к этой жизни. В тридцать лет начинается поправление резко пошатнувшегося здоровья на фоне непрерывного уменьшения выделений на медицину.



- Вам надо на операцию. Собирайте вату, бинты, шприцы, капельницы, гималезы, гидалезы, банку крови. Лежите с этим всем. Мы вас разрежем и поищем внутри. Нам тоже интересно, отчего вы так худеете.



Полная потеря интереса к своему здоровью со стороны больных и врачей сделала нас одинаково красивыми. Про рты я рассказывал, творожистый цвет кожи упоминал, запах изо рта описывал. Сутулая спина и торчащий живот дополняют внешний облик строителя коммунизма.



Что ж, я так думаю, цепляться за эту жизнь. Когда и как мы переживем сегодняшних начальников, чтоб увидеть светлую полоску, я уж не говорю - почувствовать...



И так тонко складывается ситуация, что при гражданской войне мы опять будем бить друг друга: то есть беспайковый - беспайкового, низкооплачиваемый - бесквартирного, больной - больного. Ведь все мы и вы понимаете, что до них дело не дойдет и дачу их не найдешь. И опять дело кончится масонами, завмагами. армянами и мировой усталостью, которая и позволит всем вождям от районных до столичных снова занять свое место. Что они немедленно сделают с криком:



"Дорогу пролетариату! Народ требует! Народ желает, чтобы мы немедленно сели ему на голову!" А мы с вами расчистим им путь своей кровью. Такие мы козлы, не умеющие жить ни при диктатуре, ни при демократии.



- Не готовы наши люди, - говорят вожди. - Не готовы! Жить еще не готовы. Помирать не хотят, а жить не готовы.



Вот я и предлагаю: не бояться помереть в этом веселом и яростном мире. Врагов не бояться. Кто бы ни пришел - уголовник или патриот, вождь или сексот. Кто первый ворвется в квартиру - он и перевернется. Свобода стоит того, а эта жизнь того не стоит. Мужество рождается от трусости. Первый пострадает, второй задумается.



И меньше сидеть дома. Легче идти на контакты. Настало время контактов и политических знакомств. Искать своего, порядочного, которому тоже жалеть не о чем. Искать легко - по лицам. У порядочных есть лица, у непорядочных и там и там вместо лица задница... И сходиться.



Все уже ясно. Когда появится правительство, удовлетворяющее нас, - нас не будет. Когда появятся законы, разрешающие нам, - нас не будет. А когда они войдут в действие - и детей наших не будет.



Поэтому первое. Свалки не бояться - тогда ее не будет. Землю брать - тогда она будет. Свободу держать зубами. Вождей, живущих с нами параллельно, угробивших нашу юность, - давить. И ничего не бояться. Хватит кому бы то ни было когда бы то ни было распоряжаться нашей жизнью. Каждый сам знает, когда ее закончить.